Джеймс Типтри-мл. - «Если», 2000 № 08

— Пожалуйста, входи. — Взмахом руки она включила свет. — Мы так рады видеть тебя!

Дверь за моей спиной закрылась.

Игровая комната занимала едва ли не половину крохотного домика. Возле одной из стен была устроена миниатюрная кухня. У раковины сушились игрушечные тарелки, розовый холодильник едва доставал мне до груди. Возле обыкновенного стола находились два стула, третий оказался складным. Напротив располагалась кровать, укрытая смявшимся покрывалом с изображенной на нем Тыковкой Патти. Возле дальнего края матраса пристроилось несколько кукол и зверюшек. Я узнала почти всех: Винни-Пуха, Лунного человечка, Соню, Фанка. Обои тоже оказались знакомыми: Тотошка, Волшебник, Трусливый Лев на фоне синих Жевунов.

— Пришлось внести кое-какие изменения, — заметил анд. — Тебе нравится?

Тут комната словно накренилась. Я неловко шагнула вперед, и все вдруг встало на свои места. Мои куклы, мои обои, шкаф с ящичками из дома бабули Фанелли в Хайаннисе. Уставившись на хозяйку, я наконец узнала ее.

Это была я сама.

Мне показалось, что я получила пощечину.

— Что-то не так? — осведомился анд. — Скажи, исправим.

Я бросилась к ней, и девчонка отпрыгнула подальше. Не знаю, что бы я сделала, поймав ее. Может быть, выбросила через разрисованное окошко на клочок лужайки перед домом или же трясла и трясла, пока из нее не посыпались шестеренки. Но анд ни в чем не виноват — в отличие от отца. Мама никогда не стала бы защищать его, узнай она об этом. Сукин сын. Я просто не могла поверить: неужели я трясусь от гнева после стольких лет безразличия.

Внутренняя дверь находилась как раз за полками, уставленными старомодными бумажными книгами. Пройдя мимо, я не стала смотреть на них, понимая, что обнаружу там Милна, Баума, Лагерлеф. На двери не было ручки.

— Открой, — закричала я. Девчонка не отреагировала, поэтому я толкнулась в дверь. — Эй!

— Дженифер, — анд потянул меня за рукав. — Я должна попросить тебя кое о чем…

— Отстань! — Я прижала ухо к двери. Тишина.

Я вновь толкнула дверь.

В соседней комнате заголосил динамик:

…В центр Расселу, который переводит мяч Гавличку, который находится в полном одиночестве прямо перед щитом, он бросает… И мяч отскакивает к Бэйлору…

Эта идиотка решила заглушить меня.

— Если ты немедленно не отойдешь от двери, — пригрозил анд, — я вызову полицию.

— И что она будет здесь делать? — спросила я. — Давно не видевшая своего отца дочь навестила его. Кстати, а какого черта ты тут делаешь?

— Меня приставили к нему, Джен. Твой отец больше не способен самостоятельно справляться со своими делами. Я его официальный опекун.

— Дерьмо! — Я в последний раз пнула дверь, не вкладывая, впрочем, в это движение особого пыла. Нечего удивляться тому, что он уже переступил эту грань. В конце концов, отцу уже почти девяносто.

— Если хочешь, давай присядем и поговорим, — анд указал в сторону набивного пуфика банановой желтизны. — Иначе мне придется попросить тебя уйти.

Всему виной потрясение, которое я испытала при виде андроида: я отреагировала, как задетая за живое девчонка. Однако я давно взрослая и мне пора вести себя подобающим образом. Я приехала сюда не для того, чтобы Питер Фэнси вновь ужом пролез в мою душу.

— Дело в том, что я к вам по делу, — сказала я, открывая сумочку. — Раз ты опекаешь его, значит, это тебе.

Передав ей конверт, я уселась, подобрав под себя ноги. Взрослой женщине трудно изящно устроиться на набивном пуфике.

Она извлекла чек.

— От матери? — И, помедлив, добавила: — Как трогательно.

Удивления я не заметила.

— Это чересчур щедро, — сообщила она.

— Именно так я и подумала.

— Она позаботилась о тебе?

— Со мной все в порядке. — Я не собиралась обсуждать завещание матери с куклой, заменявшей моему отцу дочь.

— Хотелось бы повидать ее, — заметил анд. Опустив чек обратно в конверт, девчонка отложила его в сторону. — Я потратила много времени, пытаясь вообразить мать.

Мне пришлось собрать всю волю, чтобы не двинуть ей как следует. Конечно, она андроид, но однажды — если только она не сломается раньше — эта особа станет свободной гражданкой. Однако вместо мозгов у нее когнизор, а сердце выращено в баке. Как она может нарисовать портрет моей матери, располагая лишь теми небылицами, которые рассказал ей отец?

— И насколько же он плох?

Печально улыбнувшись, она покачала головой.

— По-разному. Он даже представления не имеет о президенте Ху-онге и о землетрясении, однако сцену с кинжалом из «Макбета» расскажет без запинки. Я не стала говорить ему о смерти матери.