Роберт МакКаммон - Жизнь мальчишки. Том 1.

— Я знаю, что ты за мальчик! Я многих таких перевидала, как ты, во всех городках, где нам приходилось жить! Вам только и нужно, что поиздеваться над моим сыном, вы только и мечтаете, чтобы обидеть его, потому что он не такой, как вы! Вы ищете его дружбы, а сами смеетесь за его спиной! Вы бегаете вместе с ним, но при удобном случае подставляете ему ногу, чтобы он упал и разбил себе коленку, вы заговариваете с ним, потому что хотите услышать, как он шепелявит, — это кажется вам смешным. Так знайте: вам придется поискать другой объект издевательства, потому что мой сын не станет с вами водиться!

— Я и не думал над ним издеваться!

— Убирайся в дом! — неожиданно заорала миссис Кюрлис на Немо и сильно пихнула его в спину по направлению к крыльцу.

— Мне нушно идти, — сказал Немо, стараясь сохранить видимость достоинства. — Ишвини, Кори. Сетчатая дверь затворилась за его спиной. Потом с окончательным, финальным стуком захлопнулась и внутренняя дверь. Птицы продолжали щебетать, глупые и веселые в своем пернатом счастье. Я стоял на зеленой лужайке Кюрлисов, моя черная тень лежала на сочной траве как выжженный след. Я увидел, как на окнах, выходящих на улицу, опустились жалюзи. Не о чем было больше говорить и делать больше было нечего. Я повернулся, оседлал Ракету и покатил к дому. Когда я ехал домой и летний душистый воздух бил мне в лицо, а позади меня заходились пылевые вихри, мне пришло в голову, что не все тюрьмы на свете похожи на мрачные серые здания со сторожевыми вышками по бокам и забором из колючей проволоки. Некоторые тюрьмы имеют вид обычных домов с закрытыми жалюзи, не пропускающими внутрь ни единого луча солнечного света. Некоторые тюрьмы — это клетки из “хрупких” костей, украшенные кружевными воротниками в красных горошках. Невозможно сказать, что за тюрьму вы видите перед собой, до тех пор, пока вы не узнаете, что за узник томится внутри. Такие мысли ровной чередой проходили в моем сознании. Вдруг Ракета резко вильнул в сторону, чтобы избежать столкновения с нагим Верноном Такстером, уверенной походкой направлявшимся куда-то. Уверен, что золотой глаз Ракеты мигнул от удивления при виде мужчины, разгуливающего по мирному городу голышом. Прошел июль, похожий на сон в летний полдень. Все эти дни я занимался, как у нас говорили, “ничегонеделанием”. Джонни Вильсон поправился и не принимал больше таблеток от головокружения. Ему разрешили присоединиться ко мне, Дэви Рэю и Бену и участвовать в вылазках в окрестностях. Но Джонни было наказано вести себя осторожно и не ввязываться в опасные приключения, потому что, по словам дока Пэрриша, травмы головы проходят очень долго и требуют пристального внимания и осторожности в течение многих месяцев. Джонни и прежде был самым тихим и спокойным из нас, а теперь, я заметил, его движения еще больше замедлились, каждый его шаг стал продуманным и очень экономным. Обычное место Джонни стало в хвосте нашей велосипедной гонки, даже позади неуклюжего толстяка Бона. С тех пор как Брэнлины избили его почти до бессознательного состояния, Джонни словно прибавилось несколько лет; он как будто отдалился от нас и держался особняком, но что в точности происходило внутри него, было трудно объяснить. Я думаю, перемены в Джонни были связаны с тем, что ему довелось вкусить горьких плодов боли и обиды больше всех нас и часть того волшебного беззаботного взгляда на мир, что отличает детей от взрослых, исчезла, и теперь, как бы он ни налегал на педали своего велика, ему было ни за что не догнать это волшебство. В свои юные годы Джонни на мгновение заглянул в черную дыру смерти, в которой отчетливо увидел то, что нам, его беспечным друзьям, могло только туманно пригрезиться в самые грустные минуты. Он увидел, как летнее солнце льет свои лучи на Землю, на которую уже не ступит его нога. Мы сидели в тени Ледяного Дома, обдуваемые несшейся из его снежных легких — морозильных камер — прохладой, и говорили о смерти. Первым тему поднял Дэви Рэй, поведавший нам, что не далее как вчера его отец сбил на дороге кошку; когда они приехали домой, часть внутренностей кошки все еще была прилеплена к передней шине. “У собак и котов собственные небеса”, — согласились мы. “Интересно, есть ли у них свой ад? ” — спросили мы друг друга. “Нет, — таково было мнение Бена, — потому что звери не грешат”. “А как быть, когда собака бесится и кусает всех направо и налево, после чего ее приходится усыпить? — поинтересовался Дэви Рэй. — Разве это не смертный грех? ” Но этот вопрос только породил у нас другие вопросы.