Роберт МакКаммон - Жизнь мальчишки. Том 2.

— Я согласен отдать тебе Рибеля, слышишь, Карл? — сказал тогда я. — Ты слышишь меня?

Ответа не было. Но Карл слышал меня, я знал это точно.

— Можешь прийти и забрать его, слышишь, Карл? Я хочу, чтобы у Рибеля был настоящий хозяин, которого он будет любить.

В ответ тишина. Молчаливая, внимательная тишина.

— Рибель любит, когда его чешут за ухом, — продолжил я. — Карл? — снова позвал я. — Ты ведь сумел пережить тот пожар, верно? И выжил? А Рибель.., он тоже станет таким, как был раньше?

Только шелест ветра в ответ. Шелест ветра — и все, больше ничего.

— Я ухожу, — сказал тогда я. — И больше сегодня не буду выходить.

Сказав это, я оглянулся на Рибеля. Он не сводил взгляд с леса и время от времени тихо вилял хвостом.

Я вернулся в дом, тщательно запер за собой дверь и выключил на крыльце свет.

Далеко за полночь меня разбудил счастливый лай Рибеля. Я не стал подниматься с кровати, потому что знал, что увижу, если выйду на заднее крыльцо и взгляну на собачий загончик. Лучше пускай они познакомятся друг с другом наедине, я не стану их беспокоить. Я перевернулся на другой бок и снова погрузился в сон.

На другой день, когда мы снова приехали к ветеринару, отец и доктор Лизандер позволили мне немного побыть с Рибелем. Они знали, что нам нужно попрощаться. Он облизал мне лицо своим холодным языком. Я погладил его по изуродованной голове и почесал за остатками уха, понимая, что это не может продолжаться вечно. Доктор Лизандер уже приготовил форму, которую нужно было подписать, прежде чем все будет кончено, и отец держал наготове ручку, которой я должен был поставить свою решительную подпись.

— Отец? — спросил я. — Рибель ведь мой пес? Мой отец все понял.

— Да, по-другому и быть не может, — ответил он и протянул мне ручку.

И я подписал Дело №3432, и, оставив его на столе доктора, мы с отцом уехали домой, а Рибель остался у дока Лизандера. Когда мы вернулись, я сходил в сарай взглянуть на собачий загончик. Он показался мне ужасно маленьким.

Уходя из сарая, я оставил дверь загончика открытой.

В конце октября отец купил мне велосипедную проволочную корзину, которую мы прикрепили к Ракете. Поначалу мне казалось, что велик с корзиной — это круто. Так продолжалось до тех пор, пока мне не дали понять, что корзина нужна для того, чтобы выполнять разные мамины распоряжения и помогать ей. Примерно в то же время мама прилепила к доске объявлений у церкви бумажку, в которой было написано, что у Мэкинсонов всегда можно купить свежую домашнюю выпечку, сдобу, торты, пирожные и прочее. Точно такое же объявление мама повесила у парикмахерской. Вскоре начали поступать первые заказы, и не прошло и нескольких дней, как мама по локти перепачкалась в муке, яйцах и сахарной пудре, с головой уйдя в работу.

Как я скоро выяснил, причиной такой перемены в нашем быту было то, что отцу сократили рабочие часы в молочной. Наши доходы уменьшились, и нам пришлось искать новые пути для заработков, хотя все это вроде бы меня и не касалось. Дела “Зеленых лугов” шли из рук вон плохо, заказов существенно поуменьшилось. Многие клиенты “Зеленых лугов”, покупавшие продукты в молочной с незапамятных времен, решили, что подобные услуги им больше не нужны. Причиной стал новый супермаркет, с недавних времен появившийся в Юнион-Тауне. Двери супермаркета были открыты под аккомпанемент духового оркестра колледжа Адамс-Вэлли, прошедшего маршем по улицам города. Громадина-супермаркет под названием “Деликатесы от Большого Поля” без труда мог поглотить наш малюсенький “Пигли-Вигли” подобно тому, как кит глотает спасательную шлюпку. В супермаркете имелись секции для всего, что только способен представить себе истинный гастроном. Молочная секция представляла собой отдельное государство в государстве, а собственно молоко, как и было предсказано, продавалось в полупрозрачных пластиковых бутылках, которые не нужно было мыть и возвращать в магазин. Пластиковые бутылки были баснословно дешевы, и в связи с этим “Большой Поль” продавал молоко по таким ценам, от которых “Зеленые луга” затрещали по швам. Перемены в бизнесе привели к тому, что обычный маршрут моего отца становился все короче и короче. Людям пришлись по нраву нововведения супермаркета вообще и новые пластиковые бутылки с молоком в частности, бутылки, которые можно было не задумываясь выбрасывать. Кроме всего прочего, “Большой Поль” был открыт до восьми часов вечера, что само по себе было неслыханно.