Роберт МакКаммон - Жизнь мальчишки. Том 2.

Свои подозрения, касавшиеся дока Лизандера, я решил пока держать при себе. В глубине души я все не мог поверить в то, что док Лизандер, который был так добр и внимателен к Рибелю, мог оказаться жестоким убийцей. Я составил прочную цепочку из двух попугаев, но в конце этой цепочки не было ни одного звена, которое соединяло бы ее с мистером Лизандером и убийством у озера Саксон, конечно, за исключением зеленого перышка. У меня не было ничего — только догадки. Разве то, что доктор не любит молоко и не спит по ночам, способно сделать его убийцей?

Прежде чем я скажу своим родителям хоть слово, я должен буду запастись куда более весомыми доказательствами.

Нам не пришлось особенно долго дожидаться. Вернулся мистер Дамаронд и пригласил всех пройти вместе с ним, но провел нас он не в спальню Леди, как в прошлый раз, а в комнату по другую сторону холла. Там нас дожидалась сама Леди, сидевшая в кресле с высокой спинкой перед раскладным карточным столиком. На ней не было ничего, что бы подходило к такой ситуации, — ни жреческой мантии вуду, ни волшебной шляпы, обычное строгое серое платье с булавкой у горла в форме танцующего арлекина. Но эта комната определенно была ее приемной, потому что на полу повсюду лежали тростниковые циновки, а в углу в большом глиняном горшке росло кривое деревцо. Выкрашенные бежевой краской стены были чистыми и голыми, без картин, ковров и украшений. Мистер Дамаронд удалился и закрыл за собой дверь, после чего Леди кивнула моему отцу и проговорила:

— Присядьте, Том.

Отец покорно повиновался. Я знал, что он нервничает, потому что, когда он сглотнул, в горле у него отчетливо щелкнуло. Когда, опустив руку, Леди взяла с пола докторе кий саквояж, стоявший возле кресла, отец чуть вздрогнул. Поставив саквояж на стол. Леди раскрыла его.

— Надеюсь, будет не больно? — спросил отец.

— Не знаю. Это от многого зависит.

— Зависит от чего?

— Насколько глубоко в вас сидит истина, — ответила Леди. Она опустила руку в саквояж и достала оттуда что-то, завернутое в кусок ткани. Развернув ткань, она поставила на стол серебряную резную шкатулку и положила рядом колоду карт. Вслед за картами на стол лег листок писчей бумаги. В свете лампы я увидел на бумаге водяные знаки “Нифти”; на бумаге точно такого же сорта я печатал свои рассказы. Вслед за бумагой Леди достала из саквояжа аптекарский пузырек с тремя речными камушками-голышами: одним черным как эбонит, другим — кроваво-красным, третьим — белым с серыми полосками.

— Раскройте правую руку и протяните мне, — сказала она отцу и, когда тот исполнил просьбу, вытряхнула из пузырька речные голыши ему на ладонь. — Теперь потри камни в руке, — велела она отцу.

Услышав такую просьбу, отец нервно улыбнулся, но покорно повиновался.

— Откуда у вас эти камни — случайно, не из живота Старого Мозеса?

— Нет. Это просто камни, я сама подобрала их на берегу Текумсы. Покатайте их в руке. Том, пока они не согреются настолько, что вы перестанете их чувствовать.

— Хорошо, — отозвался отец, и камни зашуршали в его ладони.

Мы с мамой стояли в стороне, чтобы не мешать Леди. Что бы она ни собиралась делать. Я пытался представить, чего следует ожидать, и терялся в догадках. Может, на следующем этапе начнется одна из церемоний с факелами, во время которых голые люди танцуют в кругу и безумно орут? Хотя на это пока не было похоже. Леди принялась тасовать колоду. Судя по тому, как ловко она это делала, я решил, что в свое время она брала уроки у Маверика.

— Расскажите мне о своих снах, Том, — попросила она под монотонный шелест летящих между ее костлявыми пальцами карт: “чит-чит”.

Отец с тревогой оглянулся на нас.

— Если вы хотите, чтобы мы были одни, я попрошу их уйти, — сказала Леди, но отец только покачала головой.

— Мне снилось, что я снова и снова вижу, как автомобиль падает в озеро Саксон. После этого я обычно оказываюсь в воде вместе с автомобилем и вижу сквозь стекло одного из окон мертвого человека, который сидит прикованный наручниками к рулю. Его лицо.., его просто нет, оно все безжалостно разбито. На его руках блестят браслеты наручников. Его горло жутко перетянуто рояльной струной. Машина погружается в пучину, вода заливает кабину, и вот наконец вода начинает литься прямо в его… — Отец на секунду замолчал. Камешки, которые он продолжал катать в ладони, издавали шуршащий монотонный звук. — В общем, после этого утопленник поворачивается ко мне, и его губы растягиваются в улыбке. На его окровавленном почерневшем лице улыбка выглядит особенно ужасно. А потом он начинает говорить, и голос его звучит глухо и едва различимо.., словно грязь клокочет в его горле.