Дэйв Крик - «Если», 2000 № 12

Дым приносил в жертву живое существо. Существо, похожее на него с точностью до волоска, до узора вен и сосудов, существо, чувствующее боль и приближение конца.

Лучше всего сейчас было уйти с крыши вслед за Люком и Ланой, но Дым остался.

Далеко, в стороне промышленной зоны, завыли тонко и жалостливо, и от этой печали Дым сжался в дрожащий комок, а тот, привязанный, забился и закричал.

Дым оглянулся — никого, кроме него, не было на крыше.

Дым посмотрел вниз — улицы казались заполненными черной стоячей водой. В какой-то момент ему показалось, что темнота шевелится, живет. Нет, только показалось.

Идите сюда, беззвучно сказал Дым. Идите. Мы ждем вас. И несчастная приманка, чья судьба предопределена. И я… И все мы, потомки Лидера. Идите, все готово.

И снова послышался вой — на этот раз гораздо ближе; оголодавшие охотники не ошиблись в выборе маршрута.

— Идите, — сказал Дым шепотом. — Идите… Мы не звали вас в наш город. Но теперь чего уж там, идите. Здесь ждет сюрприз, который должен вам понравиться. Ну же…

Тот, назначенный на роль приманки, совсем обезумел.

Он рвался и метался на привязи, он орал. Дым знал, что эти крики слышны и в доме. Скорее, взмолился Дым, обращаясь к волкам. Не тяните, давайте же…

Крик вдруг сменился хрипом.

Дым перегнулся через край крыши, но ничего не мог разглядеть. Он готов был поклясться, что волки еще не пришли на площадь — но приманка уже молчала. Неподвижное белое пятно. Слабо хлюпнул талый снег. Тишина.

Дым чиркнул спичкой. Руки тряслись.

Он разжигал фонарь только в экстренных случаях — экономил масло. Но сейчас был именно экстренный.

Под чугунной оградой лежало обмякшее, грязное, маленькое тело.

Обвитое веревкой, как мертвый плод пуповиной.

— Это очень важно — понять. Они не стали есть его, потому что их отпугнул препарат?

— Они не могли почуять препарат, — убежденно сказала Лана. — Они… побрезговали трупом, вот что!

— Тихо, — сказал Люк, серый, растрепанный и смертельно усталый. — Это я виноват. Надо было вторую очистку… Я спешил… Я идиот, волчья сыть!

— Успокойся, — сказала Лана. — Мы все равно это сделаем. Мы придумаем, как… Ты только успокойся. Может быть, поспишь?

— А если провести вторую очистку — они, ты думаешь, не почуют? — спросил Дым.

Люк помотал головой:

— Вторую… Если бы… Эх…

Свет едва пробивался сквозь занавешенные окна. Пол был гладким и чистым — ни единой пылинки, ни единой соломинки. Солому давно съели, а пыль и песок ежечасно выметает Ланина мать. У нее прямо психоз какой-то — водит и водит тряпкой по чистому полу.

— Надо поспать, — повторила Лана. — Всем нам.

Все мы, подумал Дым. Мы — все…

Чья-то ошибка. Чудесный дар — разум, — доставшийся жвачному стаду.

Подпевающие на площади, копирующие одежду и прически, тупо ходящие друг за другом. Дорожащие мнением Лидера, одинаковые, обреченные…

Они сидели у самодельного очага — плечом к плечу.

Дым положил правую руку на плечи Люка, а левую — на плечи Ланы. Лана обняла мать, мать обняла сидящего рядом парня, и вот уже плотный круг молчаливых, полузнакомых, обнявшихся сидел перед самодельным очагом и смотрел в огонь.

Лидер говорил: так сложилось, что мы не можем выжить друг без друга; это не проклятье и не благословение.

Лидер говорил: мы можем презирать друг друга. Мы не равны по отношению друг к другу и никогда не были равными. Нас привязывают друг к другу наш страх, наш голод, наша глупость и наша любовь.

Мы — это то, что нас объединяет.

Близилась весна.

Кое-где на поле снег уже сошел, из проталин выползла, как солома из матраса, прошлогодняя бурая трава.

А под ней, если разворошить — зеленые побеги. Бледно-изумрудная новорожденная травка.

Дым шел через поле. Отвыкший от неба над головой, притерпевшийся к низким закопченным потолкам, он шел, преодолевая головокружение, и дышал полной грудью.

Ветер пропах волками. Дым мечтательно улыбался.

Он вспоминал Хозяина, с его непроницаемыми щитками поверх пристальных глаз. «Ты не поймешь», — говорил Хозяин и сочувственно качал тяжелой головой.

Я-то все прекрасно понимаю, молча отвечал Дым, продавливая пяткой оседающий серый снег. Я все понимаю, а если не умею сформулировать — что же… Может быть, я просто не считаю нужным. Зато ты-то, Хозяин, не поймешь меня наверняка.

Вы не ходите стадом? Ваше счастье. Но зато вам никогда не понять одной вещи. Впрочем, я уже зарекся объяснять. Все равно вокруг никого нет, кроме сырой равнины, сладкой травы в проталинах и приближающегося волчьего запаха.