Том Годвин - Научно-фантастические рассказы американских писателей

Известно, что фантазия в Америке служит также и реакции. Помимо дешевых, пустых или заведомо мракобесных творений авторов-фантастов, в США выходит немало ярко выраженных антисоветских романов о войне и шпионаже, запугивающих, оглупляющих американского читателя. Такие книги не заслуживают сколько-нибудь серьезного анализа и разбора, ибо цель их ясна — отравлять ум людей ненавистью и злобой.

А между тем фантазия — качество величайшей ценности. Без фантазии нельзя было бы изобрести дифференциального и интегрального исчисления. Так говорил о силе фантазии Владимир Ильич Ленин.

Фантазия — это способность представить себе то, чего нет. Она лежит в основе всякого творчества, возвышающего человека над животным миром.

Фантазией обладает ученый, выдвигающий научную гипотезу, конструктор, мысленно видящий никогда не существовавшую еще машину, фантазией обладает поэт; но фантазией порождены также представления о сверхъестественных силах, аде, привидениях, чертях и прочем.

Мечта делает фантазию светлой. Но далеко не всякая фантазия может подняться до уровня мечты. Мечта — это фантазия, направленная желанием. Однако любая фантазия, поднялась ли она до мечты или просто переносит нас в мир, отличный от действительности, неизменно отталкивается от действительности, отражает ее, становясь своеобразным зеркалом этой действительности.

Свойство фантазии отражать действительность, подчеркивая те или иные ее стороны, неоценимо для литературы, призванной протестовать против существующего порядка, гневно обнажать мрачные стороны современного ей общества.

Свойством фантазии остранять обычное, чтобы с бичующей яркостью показать его, пользовались многие выдающиеся писатели. Свифт сталкивал своего героя с лилипутами и великанами, позволяя ему видеть в них остраненные черты знакомого общества, или с разумными лошадьми, и тогда еще более беспощадно обнажались человеческие пороки, или, наконец, переносил его на фантастический, висящий в воздухе остров Лапуту и смешил читателя уродливо преувеличенными, но столь знакомыми ему чертами его современника.

Именно к такой фантастике прибегал в своих социально-критических романах Герберт Уэллс. Он отнюдь не мечтал о нашествиях бездушных, безжалостных, питающихся кровью марсиан, а переносил их на Землю с целью показать современную ему, гнилую в своей основе капиталистическую Англию в минуты острых катаклизмов. Он вовсе не мечтал всерьез о человеке-невидимке, но, создав его, он смог показать обреченность гениального одиночки-ученого в условиях капиталистического общества. Тем более не хотел видеть Уэллс грядущее биологическое разделение людей на ушедших под землю морлоков, продолжающих, как их предки-рабочие, производить материальные ценности, и на беспомощных, изнеженных, но скотоподобных элоев, потомков тех, кто жил за чужой счет, и годных теперь только для того, чтобы поставлять морлокам свое нежное мясо… Уэллс не мечтал об этом, но он отразил в своем “зеркале фантазии” разделение современного ему капиталистического общества на эксплуататоров и угнетенных и, доведя это разделение до предела, произнес тем приговор капитализму, отрицая его как систему, способную привести лишь к вырождению, скотству, каннибальству…

Обличающая фантазия Карела Чапека населила мир мыслящими саламандрами, сначала безобидными, смешными, милыми, а потом страшными, равнодушно-бесчеловечными, захватывающими мио, холодно уничтожающими населенные материки для создания нужных им отмелей… В этом наступлении на человечество новой человекообразной, но звериной в своей сущности расы узнаются знакомые, античеловеческие стремления современного Карелу Чапеку фашизма, который он с такой ненавистью обличал в романе “Война с саламандрами”, предостерегая человечество об опасности погибнуть под фашистским “саламандровым” сапогом…

Как мы уже видели, американская научная фантастика опирается не на мечту, не на направленную светлым желанием фантазию, а на фантазию, переносящую читателя в мир, не похожий на действительность, или вводящую в знакомый мир устрашающе преувеличенные достижения техники, вызывающие необыкновенные ситуации. Наука, ее задачи, терминология, гиперболизированные достижения техники привлекаются лишь для создания умопомрачительных конфликтов и внушения читателю безысходности, обреченности.

Однако неверно по одним только пустым или пугающим книгам судить обо всей американской научно-фантастической литературе, как это делалось у нас одно время.