Гарри Веда - Мозголомка. Сборник рассказов

Так, логин, пароль, ввод… Илья с замершим лицом смотрел на выброшенное циничной системой окошко с предложением указать в следующий раз ПРАВИЛЬНЫЙ пароль. Как же так… Его должны были сменить, следуя инструкции, поскольку регламент работ изменился. Но такой прыти молодой бунтарь не ожидал. Неужели такая мелочь способна все остановить… Это все?

Через пятнадцать минут Илья быстро прыгал по улице на своих длинных ходулях, удаляясь от здания института, навстречу чему-то неизвестному, но манящему, обещающему изменить жизнь. А уж в какую сторону — куда функция выведет… Плоский винчестер из раскуроченного начальничьего ноутбука приятно холодил бедро сквозь тонкую ткань кармана. Еще посмотрим, кто кого.

Сегодня пробный запуск системы. Казалось, что программа не напишется никогда. Но, любые старания, выдержанные в солидных временных рамках, при наличии неувядающего напора, всегда приводят к хоть какому-нибудь результату. Вот сегодня и предстояло опробовать результат соединения воедино нескольких составляющих, каждая из которых сама по себе с высокой вероятностью не функционировала, а будучи сложенными воедино — оставляли вообще мизерный шанс того, что все завращается. Но пробовать-то нужно, в этом гниль поиска, хотя многие считают, что в этом же и прелесть.

Со стороны стол напоминал лабораторию Франкенштейна. Две компьютерные башни стояли друг напротив друга, соединенные множеством проводов, как манхэттенский мост. Впрочем, эти сооружения компьютерами можно было назвать только исходя из их предназначения, внешне же они больше напоминали остовы доисторических ящеров, с торчащими ребрами-микросхемами. Дождавшись, когда на экране появилось окошко входа в систему, Илья быстро отвинтил монитор от первого скелета и прикрутил ко второму. Поехали.

С минуту ничего не происходило. Потом в папке «Прием» стали появляться файлы. Оно работало. Как бы ни было это фантастически странно, но все работало безупречно, и компьютер-донор бойко делал сам себе харакири, выдавая на-гора все содержимое жесткого диска подряд. Илья оторопело смотрел в экран, не радуясь, просто потому, что не был готов. Он только-только успел зажмуриться, представляя себе всю нудность будущей отладки, а оно возьми и заработай. Даже какая-то досада появилась на сердце… Тьфу, твою мать…

Звягильцев вышел на двор. Теперь и вправду можно курить часа три-четыре. Знаний много, их мозг быстрей генерирует, чем компьютер может скопировать.

А ведь все изменилось. Теперь и есть начало. Илья настолько привык к своей новой ипостаси, самому факту начала новой жизни, что стал забывать все, что с ним приключалось ранее. Не то, чтобы забывать совсем, нет, прошлое подернулось дымкой, отошло на задний план, и исчезло из сиюминутной зоны интересов. И в менее значимые зоны интересов оно тоже не вошло. Просто как бы отключилось. И теперь вот собственно начало и есть. Работы предстоит много, рутина. Пусть и интересная, но однообразная. Время пролетит быстро. А что дальше?

Что дальше — младший научный сотрудник, а в настоящее время, по совместительству, преступный элемент, вероломно укравший военную тайну, себе не представлял. Это второстепенная задача — придумать, как поступать дальше, она легко решается множеством путей, главное, чтобы на руках был главный козырь. Придет время — будем думать. Сейчас — работать надо.

Ленка, внучка бабы Нюры, выпучив глаза, нависла над книгой, опершись руками на голову. Скорее от ужаса, дабы не начать биться лбом в расплывающиеся буквы, чем для удобства. Ну, блин, родственнички, отольются вам мои слезы. Вместо того, чтобы весело колбаситься с сокурсниками на море, она вынуждена покрываться плесенью тут, у родины в жопе, за тысячу верст от столицы.

Отец был непреклонен. Мы тебя никогда ни в чем не ограничивали, мы тебя кормим-поим-одеваем-ублажаем, твой долг — потратить это время с умом, получить образование, приобрести навыки самостоятельной жизни. И, знаешь, твоя пересдача философии осенью, никоим образом не свидетельствует о выполнении тобою взятых обязательств. Поэтому никаких морей, на лето — в деревню, к бабушке, и только попробуй, начиная со следующего года, хотя бы одну четверку получить. Более серьезный огрех — незачет или пересдача — автоматически переходит для тебя в аутодафе. Или четвертование, на выбор. Лена попробовала возразить, но отец сорвался, хлопнул ладонью по столу и дальнейший разговор стал невозможным. Да разве в пересдаче дело, что она, не понимает? Дочь резко повзрослела, вот вчера еще папа-мамина радость, а потом вдруг взрослая Елена зависает с друзьями по клубам до утра. И вот он — формальный повод сорвать злость. Или не злость, разберись, что там у них, у отцов, в головах относительно повзрослевших дочерей. Вот где справедливость? Почему у всех родители, как родители, а у меня — жертвы фрейдовских репрессий…