Гарри Веда - После Исхода

Пурпурный окрас экрана менялся на глазах. Как только защитник приводил довод — на красном поле возникал круг зеленого цвета, то большего, то меньшего размера и тут же растворялся в кровавом море. Алая скатерть желтела по краям и становилась более блеклой посередине.

— … двадцать пятого июня. Вполне возможно, что мой подзащитный собирался покинуть службу на законных основаниях. Но… ПРОСЧИТАЛСЯ!

На приговорной палитре появилась оранжевая окружность.

— И в таком случае — обстоятельства дела меняются. — Адвокат горделиво забросил руку за спину и прошелся по мини-сцене туда-сюда. — Я не стану утверждать, что… вины лейтенанта нет вообще… К-хм, да… Даже если бы пресловутый бой произошел неделей позже — налицо было бы явное нарушение контракта. Кх-м, да… Поскольку после увольнения из войск Конфедерации — лейтенант не имел бы права в течение двух лет наниматься на военную службу к оппонентам нашего государства. И пираты, безусловно, к таковым относятся…

Оратор победоносно поглядел на существенно пожелтевший экран.

— Но — нарушения трудового контракта есть совершенно иной вопрос. Который рассматривался бы гражданским судом, а не военным трибуналом. И планка вердиктов по гражданским делам — другая…

Ни единый круг больше не прибавился.

— Я абсолютно согласен с судом. Условное наклонение — не имеет никакого веса в системе правосудия. Однако — в данном случае речь идет о жизни человека. Высококачественного человека. Попрошу отметить — лейтенант вполне мог проводить жизнь на комфортабельной Земле. Но предпочел нелегкую стезю профессионального военного. Для Конфедерации было бы разумным позволить подзащитному выправить причиненный им вред, вследствие неправомочных действий, допущенных лейтенантом по ошибке. Попросту — потому, что невнимательно смотрел календарь и читал трудовой договор. Лишать его жизни — было бы чересчур… простите, излишне строго.

Цветовая раскладка оставалась неизменной.

Адвокат недовольно скривил рот и плюхнулся на мягкий диванчик в своем просторном гнезде.

Сторр посмотрел на экран. Краски начали разделяться и выстроились в столбцы трех цветов — большой красный; желтый, в половину от первого размером и миниатюрный зеленый. Сразу под ними появился полный протокол заседания, набранный мелким шрифтом. Все надписи «ложь» из ответов лейтенанта перетекли в алый столбик, который подрос еще немного.

— Обвиняемый, ваше последнее слово. Можете говорить, лейтенант. Сторр медленно поднял голову. Вы хотите, чтоб я вам здесь еще и говорить…

— Да пошли вы… — Рикк повернулся спиной к многоуважаемому суду и с силой саданул по глухой панели. — Баста! В камеру меня…

Или сразу в Лабиринт…

Император открыл глаза. После инициации Деризе можно будет бить. По-крайней мере — такого мнения придерживался Донован, а ему главный доверял всемерно.

Кор был своеобразным человеком, но деловые качества его не мог подвергнуть сомнению ни один здравомыслящий критик. Из соображений собственной безопасности.

Да и обязан ему всем, что имею. Без стратегической хватки начбеза — никогда бы не возглавил страну. Так и потерялся бы в папиной тени. Да и прямых конкурентов приструнить без такого волкодава — невозможно даже теоретически. Вместе мы — сила!

— Папа! — Император вздрогнул от звонкого голоска над самым ухом. — Зову тебя, зову… Медитируешь?

Лонни уселась в кресло. Во всей ее фигуре сквозило желание побыстрей закончить формальности и мчать в звездопорт. Положенные две недели семейного правопорядка отбыты от звонка до звонка — нужно уделить время и себе любимой.

— Задумался чуть… Ты уже собралась? Быстро как… — Флинн расстроился. Теперь целый год лишь голографическая связь поможет ему не забыть, как выглядит дочь.

— У меня же рейс… Не хочу опоздать. — Лонни вздохом подавила нетерпение и выпрямилась.

— Могла бы задержаться до вечера, а потом полететь на моем личном корабле. — Флинн искренне удивился несообразительности дитяти.

Лоан нахмурилась.

— Пап… Я не хочу летать на личных кораблях… Это… Это как-то… Как бы тебе сказать… Пластиково, что ли… Никакой жизни. Я же обычная студентка. И хочу летать нормальными молодежными рейсами. Ну, как ты не понимаешь… — принцесса улыбнулась. Она прекрасно знала, что возразить отец не сможет. Уж так сильно меня любит… прихоти, снабженные улыбкой, мгновенно превращаются в государственный закон.