Гарри Веда - После Исхода

— Батальон готов к высадке. Наблюдаем объект в квадрате три, пеленг сто сорок-чертырнадцать. Классифицируем его, как десантный бот класса "Джи". Принадлежность не установлена… Прием…

Да, два часа назад на шлюпку поступил приказ о полной радиотишине. На опознающие сигналы не отвечать. Казнить, нельзя помиловать. Тар вдруг успокоился. В голове посветлело, руки перестали вытанцовывать твист. Только ком горечи перехватил горло, и вместо слов поначалу вышел полухрип — полусвист:

— "Молот", согласно разведданным, вы наблюдаете десантный бот с торпедированного вами пиратского катера. Уничтожить противника! Доложить о выполнении! Прием… — Торри увеличил масштаб океанской поверхности. Матовая металлическая сигара слегка покачивалась на волнах. Грани ее и сварные швы серебрились под лучиками встающей Алькатау. Мир и спокойствие…

С десяток секунд ничего не происходило, потом резкий штрих перечеркнул безмятежную благодать, юркий огонек разросся в мгновение ока в ослепительную вспышку, которая испарила несколько тонн воды в месте, где только что был спускаемый бот. Клуб пара превратился в облако, а секунд через десять и оно исчезло рваными побегами. И только легкое волнение напоминало, что здесь все не просто так…

— Центр, объект уничтожен. Прием. — наушник снова ожил голосом командира крейсера. Никаких лишних вопросов и сомнений в его интонациях не ощущалось.

— Приступить к десантированию. Режим радиотишины. Доложить по возвращении батальона. Прием.

— Вас понял, Центр. Прием.

— Конец связи. — Тирро Тар убрал громкость, а потом и вовсе сорвал опостылевший наушник. Экран сам собой переключился на орбитальный вид, от темного крейсерского силуэта отслоились три мерцающие точки и устремились вниз, к планете, оставляя за собой яркий инверсионный след.

Когда-то, кажется в другой жизни, времени и пространстве, Тару было страшно почти точно так же. Не страшно даже, нет. Щемящее чувство, щекотавшее живот, наверное, страхом не было. Скорее — ощущение предопределенности, когда совсем не хочешь, чтобы наступала следующая секунда, но понимаешь, что деваться некуда, время будет тикать неумолимо и ты пробежишь все, что отмеряно, иногда — с перевыполнением плана.

В тот день Тирри получил два дня отпуска, сдав сессию на отлично. Для Высшей Военной Академии — событие не рядовое. Личный состав редко покидал территорию. Но Тар удостоился чести, чем гордился всю дорогу домой. Обнял мать, едва переступил порог маленькой квартирки на Пренее. И ничего не почувствовал. Мать плакала, не могла наглядеться на сына, все время заглядывала в глаза, пыталась определить, как он, чем живет. Гладила по голове, пока молодой курсант хлебал эрзац-супчик, имитируя аппетит.

И никаких эмоций.

Родной дом стал вдруг чужим. Мама… Что там говорить — Тирро вернулся на день раньше положенного срока. И вот тогда, плюхнувшись на твердую казарменную койку он почувствовал липкую тоску. Мира нет. Дома нет. Он один, плывет, самому себе не принадлежа, как щепка по бурной горной реке. Нет, все-таки это был не страх… Нечто производное от одиночества.

Сейчас, глядя на приближавшиеся к Криоту маркеры десантных модулей, первый помощник Главы Национальной Безопасности пытался протолкнуть ком, разросшийся в горле до планетарных масштабов и точно знал, что перешел последнюю черту. Назад дороги не было. Была ли вперед — это вопрос, над которым не стоило задумываться…

Утро Клавса претендовало на роль шедевра. В самом начале, когда солнце еще не встало, а над горизонтом видна была только аура — все пространство залил пурпурно-фиолетовый поток. Краски слились в серо-синюю мешанину, оставаясь, между тем, вполне различимыми.

Вы не успеете сойти с ума от психоделической палитры. Светило выпрыгнет из-за горизонта за десять нормосекунд, добавит белого, оранжевого, зеленого и мир засверкает ярким фонтаном, веселя взгляд любого, самого придирчивого художника.

Особенность клавского света — он необычайно красив. Цвет, привычный на Земле, засверкает здесь множеством оттенков и полутонов, будто наполненный соком.

Клавс — живая планета. Здесь нет ни одного неподвижного растения. Озерца и речки меняют контуры, представителей флоры можно принять за фауну и наоборот. Даже профиль грунта меняется, правда — не столь очевидно. Здесь незримо присутствует внутренняя пульсация, танец жизни, умиротворяющий душу любого очутившегося в райском уголке.