Брайан Плант - «Если», 2002 № 05

1983 год.

Толстые и тонкие журналы, коптящие одинаково густо и мрачно.

Представляю на страницах «Сибирских огней» имена Саши Петрова и Иосифа Бродского. Случись такое, не только в редакции журнала, а наверное, и в ЦК бы все с деревьев попадали.

Б. Н. Стругацкий (письмо от 18.VIII.88): «…Писать фантастику мы начали потому, что любили (тогда) ее читать, а читать было нечего — сплошные «Семь цветов радуги». Мы любили без памяти Уэллса, Чапека, Конан-Дойла, и нам казалось, что мы знаем, как надо писать, чтобы это было интересно читать. Было (действительно) заключено пари с женой Аркадия Натановича, что мы сумеем написать повесть, точнее — сумеем начать ее и закончить, — так все и началось. «Страна багровых туч» после мыканий по редакциям оказалась в Детгизе, в Москве, где ее редактировал Исаак Маркович Кассель после одобрительных отзывов И. Ефремова (который тогда уже был Ефремовым) и Кирилла Андреева, который сейчас забыт, а тогда был среди знатоков и покровителей фантастики фигурой номер один. Иван Антонович в те времена очень хорошо к нам относился и всегда был за нас. В Ленинграде нас поддерживали Дмитревский, работавший в «Неве», и Брандис — в то время чуть ли не единственный спец по научной фантастике. Правда, Дмитревский так и не опубликовал нас ни разу, а Брандис все время упрекал Стругацких, что у них «машины заслоняют людей», однако же оба они были к нам неизменно доброжелательны и никогда не забывали упомянуть о нас в тогдашних статьях своих и обзорах. Сопротивления особого я не припоминаю. Ситуация напоминала сегодняшнюю: журналы печатали фантастику охотно, хотя и не все журналы, а в издательства было не пробиться. Помнится, что нас тогда раздражало, было абсолютное равнодушие литературной критики. После большой компании по поводу «Туманности Андромеды» эти критики, видимо, решили, что связываться с фантастикой — все равно что живую свинью палить: вони и визгу много, а толку никакого. Мы тогда написали несколько раздраженных статей по этому поводу — все доказывали, что фантастика всячески достойна внимания литературоведов. Однако эти статьи напечатать не удалось…»

Ну, эти валентности еще не совсем у меня были заняты, когда, к изумлению моей мудрой жены, я получил письмо из сибирского города Тайга. Группа «Поиск» школы № 2 сообщала, что ее члены упорно и давно разыскивают знаменитых людей, когда-либо заканчивавших указанную школу. Неважно, как они учились. Известно, Эйнштейн в школе был тугодумом, а писатель Эмиль Золя буквально боролся за удовлетворительную оценку. Совсем неплохая компания, намекнул я жене. Надо съездить. Там у них традиционный вечер. А еще там создан литературный музей, а в нем собраны книги и некоторые вещи, связанные с моим именем.

— А какие там вещи связаны с твоим именем? — удивилась жена.

Я замялся. Почему-то вспомнилось чучело сыча, всегда стоявшее на шкафу в физкабинете, и скелет из папье-маше, на голый череп которого мы набрасывали кепку или шапку, в зависимости от сезона. Они там, в Тайге, прочли все мои книги, объяснил я жене. Теперь хотят встретиться.

— Ну, поезжай, — загадочно ответила моя мудрая жена, и, потрясенный ее благородством, я взял билет и в означенный день выехал поездом в Тайгу.

Поезд трясло, хлопали двери. Но — звездный час, я этого не замечал.

Когда-то мы зачитывались романами Николая Шпанова и Хаджи-Мурата Мугуева, думал я, а теперь вот «зачитываемся вашими книгами». Новое поколение. Выбрали пепси и мои книги. Значит, не так все плохо. Перед моим мысленным взором, как пишут в плохих романах, предстало изречение, многие годы красовавшееся в актовом зале школы № 2. «Прежде всего надо быть честным, умелым, добросовестным работником, на какой бы работе ты ни находился. К. Е. Ворошилов». Может, оно и сейчас там висит, не знаю.

Первое, что я понял в Тайге: старый корпус школы № 2 давно отдали милиции. Судя по решеткам, в моем бывшем классе теперь находилась КПЗ, впрочем, таким этот класс и считался. Ну, а новый корпус выглядел привлекательно. В просторном холле стояли столики с картонками: «Регистрация». Я попал в группу «Выпускники 1922–1959 годов». Похоже, я один и представлял все эти поколения. Две дивные девчонки в хитрых прическах, грудастые, в белых блейзерах и в черных слаксах с белыми лампасами глянули на меня как на заплутавшегося динозавра: «Фамилия?» Ну, я негромко назвался. Не хотел привлекать внимания — вот, дескать, писатель! А то побегут за автографами, испорчу традиционный вечер. Но фамилию мою, переспросив несколько раз, записали все же с ошибкой. Я указал, но девчонки рассмеялись: «Какая разница?» А в просторном кабинете директор школы, указав рукой на стул, еще громче заорал в телефонную трубку: «Милиция! Милиция! Какого черта? Почему один наряд? Пришлите хотя бы усиленный!»