Брайан Плант - «Если», 2002 № 05

Отвесная гранитная стена, как и сама жизнь, не прощает ошибок. Ты вынужден выискивать на ней крохотные впадинки и трещинки, куда можно втиснуть пальцы, чтобы подтянуться повыше. Иногда природа предоставляет опору для пальцев там, где это нужно, но бывает, до спасительной трещины не достанешь рукой, и ты тогда тянешься всем телом или даже совершаешь головоломный бросок над бездной.

Я был в Скалистых горах и карабкался по гранитному обрыву один, без страховки. Что само по себе удивительно: это я, Ричард Хамби, добровольно штурмую вершину?.. В прежней жизни я был порядочным трусом, а вот теперь болтаюсь на кончиках пальцев над пропастью глубиной в 400 футов. Выступ, за который я уцепился, не шире карандаша, и если пальцы соскользнут, лететь мне до донышка пропасти. Вы скажете, конечно, что это безумие и отчаянная глупость. Спорить не стану. Я и сам никогда бы не решился на такое, пока был жив.

Одолев отвесную стену на три четверти, я добрался до такого места, где, по всей очевидности, не за что было уцепиться. Дожди и ветры почти до блеска отполировали этот кусок гранита: и прямо над моей головой, и справа, и слева. Я торчал там, как муха на могильном камне. Можно было, конечно, спуститься пониже и вновь атаковать скалу по другому маршруту. А можно было и рискнуть.

Двумя часами позже и на тридцать футов выше мне крупно повезло: я выбрался на узкую естественную полочку, дюймов шести шириной. Какое облегчение. Я уже начал уставать, в особенности досталось пальцам, будто их долго жевали. Даже если ты телесно не человек, это еще не значит, что ты не ведаешь усталости. Физической или умственной.

Я целых десять минут отдыхал на этой полке. С моего насеста было отлично видно, что до вершины оставалась сотня футов или вроде того. Дальнейший путь наверх казался несложным, он был усеян множеством трещин, впадинами, полками и выступами. Самое трудное уже осталось позади, и скоро я буду стоять на высочайшей точке в окрестностях. Я дотянулся до уступа над головой (он был довольно широкий, не менее фута) и приступил к финальному восхождению.

На этом уступе, как я тут же обнаружил, находилось большое птичье гнездо, и неприветливая самка ястреба бдительно оберегала пару птенцов. Как только моя голова показалась над краем уступа, птица пронзительно вскрикнула и быстро клюнула меня в руку. Это было не больно, по крайней мере в обычном человеческом смысле, однако от неожиданности я сильно вздрогнул на скользком от птичьего помета уступе.

И почувствовал, что свободно падаю в пространстве.

Это мне понравилось. Падая, я сделал себе мысленную заметку: в ближайшее время испробовать затяжные прыжки с парашютом. Но если падение оказалось приятным, то приземление меня совсем не впечатлило.

Я не испытываю настоящей боли в том смысле, в каком ее испытывает человеческое тело при воздействии превышающих его прочность разрушительных сил. Но это вовсе не означает, что мое механическое тело ничего подобного не чувствует. При ударе все встроенные в него тактильные сенсоры одномоментно послали в мой центральный процессор максимальные сигналы, тем самым резко его перегрузив. Поэтому какое-то время я не мог ясно мыслить, а это, поверьте, очень неприятно.

Потом я попытался пошевелить конечностями, намереваясь сесть, но из этого ничего не получилось. Я уже бывал не в лучшей форме, но обычно ухитрялся дохромать до ремонтной мастерской. Однако не на этот раз. Теперь я был разбит капитально. Просто вдребезги. Через несколько секунд связь с центральным процессором прервалась, и я стал механическим трупом, мертвее мертвого.

Ну вот, еще полмиллиона баксов вылетело в трубу. Все это мне ужасно не понравилось, а вы как думали?

Мой разум, или мозг, или центральный процессор, как хотите, пребывал в полной безопасности в моем собственном доме в Чарлотте, Северная Каролина. Речь идет, понятно, не о природном мозге, но достаточно точной модели, искусно симулирующей его деятельность. Иначе говоря, это искусственный интеллект, реализованный в небольшом, но очень мощном компьютере. На мой взгляд, симуляция чертовски хороша, но боюсь, что я не способен судить беспристрастно. В какой-то части эта симуляция, без всяких сомнений, представляет собой специальную программу, которая вынуждает меня верить, что как личность я не претерпел изменений.