Дмитрий Львов - Ноктюрн для водосточной трубы

Георгий скосил на них глаза.

— Я должен был кое-что рассказать тебе, Нина, но не успел, — начал он.

— Не успел, — нараспев проговорила женщина, — Не успел, — она поднялась на локте и посмотрела на Георгия сквозь завесу волос. — Не успел рассказать, как ты меня любишь. Ведь правда, любишь?

— Люблю, — радостно согласился наш герой. — Люблю!

— И я тебя люблю… Как только увидела утром в коридоре.

Он притянул ее к себе…

И вновь, спустя целую вечность:

— Все же я должен сказать… Может быть, сейчас не время. Не знаю.

Они лежали на широкой кровати, касаясь друг друга лишь кончиками пальцев.

— У меня никого нет, кроме тебя, — быстро проговорила Нина. — Петр давно безразличен. Думала, поздно менять. А после сегодняшней ночи… Ты женишься нам не?

— Нина! Твой отец и Краснопольский… Я такое раскопал!

— Знаю, — голос женщины оставался тем же, — Глеб Евстигнеевич рассказал мне все.

— Ты не знаешь самого главного! Твой отец прав! Я тому подтверждение. Я обладаю даром предвидения, читаю чужие мысли.

— Всегда?

— Что всегда?

— Ты всегда читаешь чужие мысли?

— К сожалению, нет, — Георгий сел. — Да что там мысли! Помнишь заколку? Твою новогоднюю заколку? Это я заставил Гортензию Каллистратовну…

— Обними меня, — сказала Нина. — Крепко, крепко. Обними меня, мой родной.

Но Георгий будто не слышал.

— Это будет сенсация! Мы восстановим честное имя твоего отца! Мы найдем ученых. Мы такое понакрутим!

Он примерял новое местоимение "мы". Примерял с удовольствием впервые за тридцать восемь лет.

Женские руки обняли его сзади за плечи и повлекли к себе.

— Дурашка, — шептала Нина. — Глупенький ты мой… Не надо об этом сейчас.

— Хорошо, — шептал он в ответ. — Поговорим об этом завтра.

— И завтра не надо. И послезавтра не надо. И никогда не надо.

Сквозь поцелуи, расставленные точками в конце каждого предложения, до Георгия все же дошел смысл сказанного. Он потряс головой.

— Я не понимаю.

— Все очень просто, — журчал Нинин голос. — Все очень просто. Не надо никаких разоблачений. Глеб Евстигнеевич уже получил свое. Давай его простим.

— Но если бы не он, твой отец был бы жив!

— Мой отец? — Голос Нины прояснился. — Мой отец был мягкотелым ничтожеством. Он не смог постоять за себя. Он бросил нас с мамой. Да, да, бросил. Пуская себе пулю в лоб, он думал о нас? Обо мне? Я не хочу вспоминать о нем! Я не хочу о нем вспоминать!

— Но открытие твоего отца, — не сдавался Георгий, — его теория?

Руки Нины отпрянули прочь.

— Давай поговорим, милый. Раз уж ты хочешь, давай выясним все до конца. И, пожалуй, лучше нам одеться и сойти вниз. Ты затопишь камин, мы сядем возле и спокойно поговорим.

Так они и сделали.

А когда дрова в камине запылали и багровые отсветы легли вокруг, Нина сказала:

— Все, что ты узнал сегодня, мне стало известно давно. Еще в институте, от того же Преклонного. Он как раз собирался на пенсию.

Врет, в первую минуту подумал Георгий. Если врет, то зачем? Потом он взглянул на Нину. Нет, не врет.

— И ты, зная всю правду, не ушла? Не порвала с Краснопольским?

Нина коротко усмехнулась.

— Ушла… По молодости лет мне тоже казалось, что я не смогу жить с ним под одной крышей. Ушла.

— Вышла замуж, — догадался Георгий, вспомнив разговор с Петром.

— А что мне еще оставалось делать?

— Ты его хотя бы любила?

— Он был надежен. Настоящий мужчина, я полагала. Он заботился обо мне, ни о чем не расспрашивал, я ему благодарна, — Нина говорила все это, будто читала с листа чужую роль, голосом ровным и на удивление спокойным. Говорила, не глядя на Георгия, словно и не обращалась к нему, словно его и не было рядом. Но вот она повернула голову. — Впрочем, не стоит об этом. Мой брак был порождением моей глупости, простительной, я думаю, для девятнадцатилетней девчонки.

— Но что же вновь привело тебя к Краснопольскому? — теперь уже на огонь камина смотрел Георгий и потому не видел, как удивленно поднялись брови сидящей рядом женщины, как в глазах ее мелькнуло и погасло разочарование.

— Инициативу проявил он. Глеб Евстигнеевич любит меня как родную дочь.

— Ты дочь Миртова.

— Да, это так. Но Глеб Евстигнеевич воспитывал меня с года. Он искренне ко мне привязан.

— И все же почему ты вернулась?

Нина подавила вздох.

— Мы работаем в одном институте. Бок о бок. Двусмысленность наших отношений не могла остаться незамеченной. У меня не было выбора.

Георгий хотел сказать что-то, но Нина заторопилась: