— Фил, — голос Хенрика был жестким, словно осуждающим. — Ты напрасно туда ходил. Больше не суйся, будь так добр.
Фил, что называется, просто опупел. Подобные чувства он испытывал только однажды — когда серый охранник спросил его насчет имени Папы, упразднившего орден Храма, и про чудовище-людоеда. Он даже не успел быстро среагировать и что-нибудь Хенрику ответить. А тот продолжал, и голос его делался все более уверенным. Обстоятельным…
— Слушай, это дела опасные. С ними не шутят. Я спрашивал у отца, ну, то есть про Рика спрашивал — ты моего отца знаешь, он слов на ветер не бросает, да и знает по долгу службы кое-чего… Он просто позеленел, когда услышал. Тебя, говорит, я через свой труп вытащу, ты мой сын; но всем остальным скажи — пусть сидят и не вякают, а то поминай как звали… Понял ты, Фил? Нам тут ничего не сделать. Надо сидеть и выжидать, оно само как-нибудь образуется.
Фил уже справился с собой и молчал только потому, что у него не было слов. То есть были — но не такие, которые стоит произность юноше из хорошей семьи, студенту колледжа. Единственное, что он смог из себя выдавить, так это — «Хенрик, ты же… ты же сверденкрейцер».
Трубка пыхнула — видно, на том ее конце усмехнулись.
— Дитя мое! Опомнись, не на Луне живешь! Орден меча и креста, да? Кончай играть, разуй глаза — мы серьезно влипли! Сейчас можно только сидеть и не высовываться, а то огребем так, что мало не покажется, сами потопнем и свои семьи потопим!.. Это же все правда. Ты что, не понимаешь? Если такой наивненький, пойди перечитай школьный учебник истории!.. Это ИНКВИЗИЦИЯ, Фил, дубина, с этим не шутят.
— Ты же… обет давал, — тихо выговорил Фил — с такой угрозой в голосе, что не знай Хенрик, как обстоят дела — он бы затрясся от страха. Но в голосе его в ответ прозвучала такая бешеная горечь, что Фил и сам чуть не выронил трубку, будто та налилась свинцом.
— Фил, старик, а ты думаешь — мне легко? Легко убеждать одного своего друга, что другой всего-навсего попал в тюрьму, и выручать его слишком опасно?.. Да если хочешь знать, я два дня себя таким дерьмом чувствовал, что вены хотел порезать!.. Я же с Риком еще со школы… С самого начала.
Фил осторожно дышал в трубку, словно боялся выдать свое присутствие.
— Только я, в отличие от тебя, Годефрей ты недорезанный, взрослый человек. Если можно что-то сделать — я сделаю, а если нельзя… Сражаться с ветряными мельницами, как этот свихнутый испанец, можно, если ты один и только за себя отвечаешь. А у меня, между прочим, Линда… И родители. Да и у тебя, если пошевелишь мозгами и вспомнишь, тоже.
— И что же… ты предлагаешь? — тихо спросил Фил, которому было страшно, как еще никогда в жизни. Он знал, что скоро не выдержит и заорет, но пока еще мог сдерживаться.
Хенрик в трубке — предатель, дерьмо, предатель — слегка оживился. Похоже, ему и впрямь нелегко, с удивлением подумал Фил — еще бы, поиграли в рыцарей ребятки, коготок увяз — теперь всей птичке пропадать… Тухло, наверное, предавать своего друга. Тухло, наверное, быть взрослым человеком .
— Предлагаю? Так я же уже объяснил, Фил, не рыпаться. Отец обещал кое-что попробовать, какие-то каналы… Если это и ему не удастся, то что же мы-то сможем? Пойти в суд и донести на себя самих, что ли?.. Кроме того, может, все еще не такая уж безнадега. Может, просто ошибочка вышла. Через неделю посмотрим…
Если Филу до этого разговора и казалось, что могла выйти ошибочка — теперь-то он точно знал, что все — самая настоящая безнадега. И безнадежнее не бывает. Даже желание заорать прошло.
— Дерьмо ты, Хенрик, — тихо сказал он и повесил трубку, и пока он нес руку до телефона, трубка оскорбленно квакала в его руке — наверное, старина Хенрик, третий человек в Ордене, один из его основателей, жутко ругался… Или оправдывался. Фил положил трубку и посидел несколько минут неподвижно, сжимая виски ладонями. У него начинала болеть голова.
Следующим, кому он позвонил, оказался Адриан. Тихий, приветливый, отличный музыкант (играл на гитаре и блок-флейте), хороший лучник. Это он первый придумал название «Сверденкрейцеры».
Адриана дома не оказалось. Вместо него к телефону подошел отец. Сказал, что Адри уехал на месяц к родственникам в Сен-Винсент, и звонить ему больше не стоит. Когда же неотвязный Фил спросил Сен-Винсентский телефон, отец помолчал несколько секунд (Фил представил себе этого человека за кадром — небольшой, наверное, очкастый, жутко интеллигентный… В обвисших на коленках тренировочных штанах.)
Читать дальше