Максим Перельман - Переход

Я молчал.

— Мир так устроен, — продолжил Генрих, — что мы все беспрерывно участвуем в жуткой и злой игре. Из неё нельзя выйти иным способом, кроме объявления войны Тому, Кто её придумал. Нет никакого рая и ада. Всё это обман. Когда человек умирает, ему там, куда попадает его душа, объявляют, что он прожил жизнь не так, как должен был прожить, и отправляют в следующее рождение. А рай и ад вымышлены многочисленными религиями, они, как пряник и кнут, должны хоть как-то управлять людьми. Послушные, даже если они всю свою жизнь влачат жалкое существование, пойдут в рай, а богачи, правители, власть имущие, которые волей-неволей грешат, отправятся в ад. Таким образом, беднякам даётся вера в высшую справедливость, а для богачей эта вера является уздой. И над всеми царит страх. Всё элементарно.

— Минуточку, — возразил я, — а свет в конце туннеля? Тот, что описывают те, кто пережил клиническую смерть? С этим, как быть? Они даже видят некую границу невозврата и понимают, что, перейдя через неё, вернуться в тело уже нельзя.

— Друг мой, — усмехнулся он, — ты помнишь, что было после того, как ты умер?

— Нет, но это не значит, что ничего не было.

— Верно, и более того, те, что пережили клиническую смерть, действительно видят какой-то свет в конце какого-то туннеля. И всё. Потому что, кроме этого, ничего нет. Ты, конечно, слышал выражение «оттуда никто не возвращался», а знаешь почему? — Гиммлер говорил со мной, как с ребёнком, и улыбался при этом, — потому, что неоткуда возвращаться. Мы всё время находимся на Земле, переходя из мёртвого тела в только что появившееся на свет. Рождаются и гибнут цивилизации, но люди живут вечно. Именно этому мы хотели положить конец.

— Я не помню этого, — сказал я.

— Не помнишь? Совсем не помнишь? — он сокрушённо покачал головой, — а ведь это ты создал «теорию освобождения». Возвёл её в религию и делал всё для её осуществления.

— Прости, Генрих, — я виновато развёл руки, — мне всё это надо осмыслить.

Я замолчал, думая о странностях своей памяти. Я помнил всю свою жизнь, когда я был Ральфом, но не помнил никаких своих планов по уничтожению человечества с целью их спасения. На меня свалилось слишком много информации, которая вызывала у меня уйму вопросов, слишком много вопросов. И на главный он пока не ответил, зачем им нужен был я? Настолько нужен, что они ждали встречи со мной семьдесят лет?

И я его повторил: — Зачем я вам нужен?

— Без тебя невозможно завершение Миссии. Так считаем все мы — союзники и соратники. И это же подтвердила корона. Ты — царь царей. Ты был первым царём первой цивилизации, и ты — последний царь нынешней. Если говорить упрощённо, то ты должен быть на Земле, когда всё закончится.

И тут я вдруг вспомнил, что о чём-то подобном мне рассказывала Эрнеста. Но тогда я не слишком обратил на её слова внимание, потому что не мог решить, кто она — авантюристка, охотящаяся за моими капсулами и деньгами, или действительно долгожительница, узнавшая во мне своего мужа.

— Но почему именно я?

— Потому что это так. Это истина, которая не нуждается в доказательствах, как и то, что ты должен будешь отдать самый последний приказ.

— Какой приказ? Кому отдать? — я совсем перестал понимать, о чём он.

— Самому себе, — холодно ответил Гиммлер, — ты будешь последним, кто умрёт на Земле.

Я был потрясён. Мысль остаться последним из живущих на Земле, увидеть гибель всех рас, всех наций наполнила меня ужасом. Чтобы скрыть его, я попытался иронизировать:

— Д-а-а, — сказал я, — как всё интересно, с каждым мгновением всё интереснее и интереснее. Но если я умру раньше других?

— Все наши усилия пропадут, и всё опять затянется, до того момента, когда ты снова родишься на Земле, и мы сможем закончить.

— Скажи, — спросил я, — где я был с тысяча девятьсот сорок пятого, когда умер, до тысяча девятьсот семьдесят четвертого, когда родился? Если ты говоришь, что мы непрерывно находимся на Земле, то где же я был почти тридцать лет?

— Время относительно. Ты нигде не был, для тебя прошли мгновения. Но на Земле прошло почти тридцать лет.

— А если бы прошло пять тысяч лет? Ты бы так и ждал меня? Все эти тысячелетия?

— Выходит, что так. Но это только фантазия. Дело в том, что столько, сколько тебя не было на Земле, то есть около тридцати лет, именно столько и уходит на то, чтобы человек снова родился. Никто не задерживается в небытии на пять тысяч лет. Время относительно, как я уже сказал. Проще говоря, те секунды для тебя, что ты отсутствовал и был без тела, были равны примерно тридцати земным годам, и так у всех.