Александр Усовский - Книги лжепророков

Одиссей почесал затылок. А затем, подняв глаза к потолку, произнёс вполголоса:

— Немецкую визу, Максим Владимирович. Работу. Жильё. Да, машинку мою, что в Воронеже осталась — забрать. Пожалуй, всё.

Генерал кивнул.

— Жить будешь в Солнечногорске, мы там тебе квартиру двухкомнатную купили. Работать в Москве — есть тут парочка газет, которые будут принимать твои статьи. Насчёт германской визы — сделаем, может быть, не так быстро, как хотелось бы — но к первым числам сентября я тебе её обещаю. Сам понимаешь, мы тебя должны ещё хорошенько на этой земле обустроить — у каждого нормального человека после тридцати трёх лет жизни неслабый шлейф всяких документов тянется, вот мы их тебе пока и будем делать. — Тут генерал едва заметно улыбнулся и спросил: — Герду свою хочешь увозом увезти?

Одиссей кивнул.

— Её. Я ей вчера позвонил, сообщил, что жив-здоров; звонил с оперативного, так что у неё звонок был как из Афин.

— Ждёт?

— Ждёт, Максим Владимирович.

Калюжный глубоко вздохнул.

— Ну, раз ждёт — езжай, забирай. Она сейчас в разводе, ты в курсе?

Одиссей кивнул.

— Да, Дмитрий Евгеньевич уже посвятил. Переехала на старую квартиру, на Мартин Лютер-штрассе.

— Ну, вот. Стало быть — барышня свободна. Не знаю, правда, что там у неё с работой — но, думаю, ежели собралась она в наши палестины навсегда, то со своей службой что-то придумает. Ей мы тоже работу подыщем; кстати, уж не взыщи — получать она будет поболе тебя, поскольку — знание трёх языков. Твои-то познания нам тоже известны, да вот только учил ты всё больше не те языки, что надо. Английского, как я понимаю, до сих пор сторожишься?

— Сторожусь.

— Ну, тебе видней. Ладно, сегодня вон подполковник отвезёт тебя в твою квартиру, а с завтрашнего дня получай в распоряжение капитана Гонта с машиной — и начинай обустраиваться. Жену-то, чай, в голые стены не приведёшь?

Одиссей улыбнулся.

— Да не хотелось бы…

— Ну, вот и давай, действуй. Денег там тебе, сколько нужно, Дмитрий Евгеньевич выдаст, до первого июля — то бишь, почитай, шестнадцать дён — ты свободен. С первого начинается твоя трудовая биография — под новым именем и фамилией. — Тут генерал, спохватившись, спросил: — Кстати, может, тебе Бондаренкой уже и не стоило бы быть? Дмитрий Евгеньевич докладывал, что ты там, в Кременчуге, однополчанина встретил, какой про твоё злодейство в Венгрии14 в курсе, и о том, что срок тебе добрые венгры недетский намеряли — тоже.

Одиссей отрицательно покачал головой.

— Нет. Буду Бондаренко. Я с Лёхой в одном батальоне полтора года прослужил — кому ж верить, если не товарищам по оружию?

Генерал пожал плечами.

— Как знаешь. Неволить не стану — тем более, с завтрашнего дня ты у нас становишься гражданином Российской Федерации; решили мы с Ведричем твою краматорскую прописку аннулировать, вишь, какое дело. Ну да, я так понимаю, тебе всё равно?

Одиссей кивнул.

— Ну, вот и славно. Всё, можешь считать себя свободным.

Одиссей встал и, пожав руку генералу, направился к дверям. И, уже взявшись за ручку — услышал:

— Не спеши, погодь чуток! Забыл, ты видишь, какое дело….

Одиссей обернулся.

Подошедший к нему генерал обнял его, и троекратно, как на Пасху, расцеловал. А затем, держа за плечи, тепло улыбнулся.

— Спасибо тебе, сынок! Орден бы тебе Боевого Красного Знамени — да уж нет таких…. А новыми награждать — мне не положено, поскольку — пенсионер. Хотя… — Тут генерал задумался, а затем, просветлев лицом, скорым шагом направился к своему столу, покопался в его ящиках — и, достав какую-то коробку, вернулся вместе с ней к Одиссею.

— Орден дать тебе не могу. Зато могу наградить тебя, можно сказать, именными часами. Держи!

Одиссей взял из рук генерала продолговатую коробочку, обитую красным бархатом, и, не удержавшись, открыл её.

Часы "Восток" в золотом корпусе, с немного потускневшим лакированным кожаным ремешком. Одиссей повернул их — и на обратной стороне корпуса прочёл краткую надпись, выгравированную белым металлом — "Моему боевому товарищу" — и немного недоуменно поднял на генерала глаза. Тот кивнул.

— Да, сынок. Часы эти старые, и должны были быть вручены одному человеку ещё в одна тысяча девятьсот восемьдесят шестом году, за бои при Квито-Кванавале. Их тогдашнее ангольское правительство заказало заводу ровно двадцать штук, из золота девятьсот девяносто девятой пробы. Девятнадцать от имени тамошнего министра обороны были вручены особо отличившимся нашим военным советникам. А двадцатые…. А двадцатые должен был получить подполковник Шатунов Игорь Владимирович, мой друг и товарищ.