Роман Буревой: Врата войны

«Мы знаем, что должно случиться, — любил повторять рен. — Только не знаем — когда».

— Зачем?

— Встретиться с команданте Тутмосом.

— Но Тутмос живет в Мексике, кажется.

— Разве это не Америка?

Женька подумала несколько секунд:

— Я не признаю присоединение Мексики к Соединенным Штатам.

Старик нахмурился:

— Одного не понимаю: какая связь между Ланьером и Тутмосом? Ты не знаешь?

— Не знаю. Но мы можем выяснить. Если отправимся туда немедленно.

— Думаешь, то, что я сейчас болтал, — предвиденье?

— Конечно!

— А я думал — старческий маразм. А ведь правда, Ланьер упомянул Тутмоса. Они встречались за вратами.

— Собирайся! — заявила Женька тоном, не терпящим возражений. — Закажем через сеть билеты на самолет. Я отлично тебя знаю, деда. Ты никогда ничего не выдумываешь. Ты всегда говоришь ТО, ЧТО ЕСТЬ.

— Погоди, к чему так торопиться? Полетим утром.

— Утром слишком поздно. Должен быть ночной рейс.

Она выскочила из гостиной.

Рен сидел неподвижно. Только губы беззвучно шевелились. Внезапно он хлопнул себя по лбу:

— Ну, конечно же! Как я сразу не догадался.

Рен принялся будить полковника Скотта.

— В чем дело? — спросил полковник, оглядываясь. Со сна он не понимал, что делает здесь. И где вообще находится.

— Просыпайся! Мы летим в гости к команданте Тутмосу! — объявил рен.

— Зачем? — изумился полковник. — Я уже сказал этому проходимцу все, что о нем думаю.

— Что ты думаешь о команданте — не имеет значения. Главное, что встречался с Тутмосом в августе на его гасьенде. Так?

— Да.

— Вот поэтому мы и летим.

На рассвете глайдер Сироткина опустился на площадке для посетителей военного музея. На ограде висела табличка «закрыто». Створки ворот стягивала ржавая цепь. За оградой — невысокой и местами поломанной решеткой — стояли одинаковые бараки. Несколько десятков совершенно одинаковых бараков. Как в концлагере. И над ними громоздилась серая туша «Немезиды». Восходящее солнце золотило ее уродливый бок.

Поль выпрыгнул из летучки. Потом открыл дверцу пассажира и помог выбраться Вязькову. У того руки были стянуты за спиной клейкой лентой. Выпрыгивая, Вязьков едва не упал.

— Знаешь, ты ведешь себя по меньшей мере глупо, — сказал страж ворот.

— Мне все равно — глупо я действую или умно. Дело в том, что я не знаю, кому ты служишь: действительно охраняешь этот мир или работаешь на Валгаллу. Поэтому мне приходится учитывать в своих расчетах оба варианта. — Поль кивнул в сторону военного музея. — Видишь «Нему»?

— Конечно, ее трудно не заметить, — усмехнулся Вязьков.

— Я оставлю тебя здесь, возле этого дурацкого музея.

— Зачем?

— Походи, погуляй. Скажу одно: здесь ключ к одной очень важной тайне. Надеюсь, у тебя хватит мозгов ее раскрыть. Если ты — агент Валгаллы, твои хозяева эту тайну уже знают. Если нет — ты кое-что можешь сделать для этого беспомощного и тихого мира. Который ты якобы охраняешь. Счастливо оставаться.

Поль запрыгнул в глайдер, и машина поднялась в светлеющее утреннее небо.

— Забери меня отсюда! Идиот! — кричал ему вслед Вязьков, запрокинув голову. — Тебя прикончат! Ты сдохнешь! Без меня тебе не одолеть Валгаллы!

Даня Сироткин лежал в яме, вырытой кибом. Он знал, что умирает, но почему-то не боялся. Может быть, потому, что не было боли. Боль была прежде, а теперь прошла. Совсем. Он знал, что очень слаб и уязвим. Но одновременно — всемогущ. Прежде он полагал себя не слишком умным — средним. Теперь понял, что он — гений. Рен. Он тогда, лежа в яме, засыпанный землей, придумал это слово. Вернее, слово пришло само. Чьи-то уста шепнули его... Рен... Ренессанс... Возрождение. Краткая эпоха, когда Титаны вернулись на Землю. Они не знали пределов, границ, им все было по плечу. Титаны творили совершенство.

«Границ не должны быть ни в чем», — думал Сироткин.

Нынешний человек очень слаб. И с каждым днем, с каждой минутой все слабее, как раненый, засыпанный землей, истекающий кровью. О котором никто не знает, где он. Стонов его не слышат, никто не ищет его.

«Наш мир аморфен, а должен стать кристаллом. И рены будут центрами кристаллизации. Без таких людей мир не может существовать...»

То, что было рядом, уже не касалось Сироткина. Он был сейчас где-то далеко, в иных местах, видел мир незнакомый и странный.

Вершина горы на фоне яркого неба. Клубящийся столб дыма. Вулкан? Вокруг ослепительные снега; террасы застывшей лавы амфитеатром спускались вниз. Даня парил над этим новым невиданным миром. Слева лежали сопки, покрытые снегом, заросшие высоченными елями. Справа открывалась долина. На склонах сопок били фонтаны горячей воды и пара, потом каскадами горячая вода устремлялась вниз, и по берегам реки зеленела трава, в то время как выше на склонах лежал ослепительно белый снег. Там, где бурная река стекала в продолговатое озеро, лед подтаял, образуя причудливые узоры. Дальше сверкающим зеркалом лежал лед.