Роберт Уилсон - Ось

— Или сожранными! — докончила за него Сьюлин.

«Ну, в каком-то смысле, и так. И эти цивилизации порождают еще кое-что, что интересует сеть».

— Что?

«Руины, — ответил голос Лоутона. — Они порождают руины».

Снаружи, за бетонными стенами и их обломками, разыгрывался недоступный человеческим глазам и все ускоряющийся балет памяти.

«То, что сейчас происходит, — продолжал голос Лоутона, — я бы назвал вспоминанием. Десять тысяч лет эти машины методично накапливали и распределяли между собой знание. Физически это знание сконцентрировано сейчас в светящихся сферах, образующих покров леса гипотетиков снаружи них. Оно должно быть сверено и отправлено дальше, сквозь Арку Времен. Эта Арка — нечто вроде рта, который должен вдохнуть в себя память обо всем: орбитах, климатах, эволюции планет, миллионах пересекающихся траекторий ледяных комет, на которых растут, развиваются и накапливают свою массу очередные поколения машин гипотетиков, это также сигналы из всех уголков галактики, которые предстоит обработать и отправить в будущее…»

— Что за память? — продолжала допытываться Сьюлин Муа. — И чья это память? Айзек… чем является то, что помнит все?

Чем оно является, он и сам не мог видеть даже «гипотетическим» зрением. На этот вопрос марсианки не нашлось ответа и в памяти Лоутона. Просто здесь и сейчас происходило самое обычное для сети явление. Обычное для разума… кого?., кого?.. Диана, неужели это и правда растет где-то там, среди звезд? То, во что тебе раньше так хотелось верить!..

— Айзек! Ты меня слышишь?

Но он не слышал. Он вернулся уже в бездну собственных мыслей.

Из того, что Айзек помнит Джейсона, следовало и обратное: Джейсон помнит Айзека. Его взрослые представления о жизни накладывались на детское восприятие Айзека, и это двойное зрение причиняло мальчику огромное неудобство и страдания.

Его жизнь представала перед ним словно в кривом зеркале. Например, миссис Рэбка. Он считал ее самым близким человеком и доверял ей всегда. Но стоило взглянуть на нее глазами Джейсона, как она становилась холодной, отчужденной — и никакой не матерью ему. Для Айзека она не подлежала ничьему суду. Для Джейсона она была олицетворением аморальности и безрассудства.

То же происходило в отношении доктора Двали. Для Айзека это был холодный бог, в чьем мире он жил. Для Джейсона — чудовище и маньяк.

Айзек изо всех сил старался не проникнуться ненавистью к этим людям, и даже та часть его, что была Лоутоном, сохраняла какую-то симпатию к миссис Рэбка. Она, как ни старалась это скрывать, любила Айзека — и Айзек со стыдом сознавал, как трудно ей было любить его . Он возвращал ей ее вымученное безразличие и был не способен разглядеть ни ее боли, ни ее верности.

Теперь он это понял. Она уже больше часа не произносила ни слова. Айзек перебрался к ней и сел рядом. И разглядев ее своим «гипотетическим» зрением (он сам уже стал про себя это так называть), понял, что с ней происходит.

Обломки разрушенного землетрясением здания не пощадили ее. У нее была невидимая внутренняя рана, столь серьезная, что ее «четвертость» не могла с ней справиться. У нее открылось внутреннее кровотечение. Ее окружала аура багрово-медного цвета. Она непрестанно повторяла шепотом его имя, но стук и скрежет гипотетиков — за последние пару часов заметно усилившиеся — заглушали ее шепот.

— Мама, хочешь, я возьму тебя с собой? — сказал Айзек.

Сьюлин Муа, услышавшая его слова, спросила:

— Что ты имеешь в виду?..

Мать Айзека только кивнула в ответ.

И тут завеса тьмы разорвалась. В помещение ворвался прохладный свежий воздух, и в открывшемся проломе предстал светящийся лес гипотетиков.

— Надо бы нам сориентироваться получше, где мы находимся, — сказала Лиза, — пока не стемнело.

Турк поглядел на нее недоуменно. Он только что закончил сооружать вместе с доктором Двали некое подобие убежища под остатками бетонных опор, неподалеку от роющих землю деревьев. Он поймал неодобрительные взгляды, которые Лиза то и дело бросала в сторону доктора Двали, и сказал:

— Да, конечно, надо бы.

Он попросил Двали поискать в куче мусора, уже отсортированной деревьями, какие-нибудь консервы, пока они с Лизой сходят на разведку. Двали посмотрел на них подозрительно — ведь он был Четвертым и сходу распознавал любую полуправду, — но только кивнул и возражать не стал.