С этими словами, отвернувшись от меня, он сделал невероятный жест. У меня на глазах черный бархат оказался у него в руках, а потом упал на траву.
– Хочешь посмотреть, Квинт? – тихо спросил он.
– Нет, сэр, не хочу. Вы только не обижайтесь.
– Тебе неинтересно?
– Боязно. – Меня даже передернуло.
– Ясное дело, – сказал он, помолчав. – Сейчас чуток подышу, а потом опять закрою лицо.
Он три раза глубоко вздохнул, не поворачиваясь ко мне, высоко поднял голову и устремил глаза к светлячкам и немногочисленным созвездиям. Потом Капюшон вернулся на место.
Хорошо еще, подумал я, что ночь выдалась безлунная.
Через пять дней, через пять "студебеккеров" (один синий, один черный, два молочно-белых и один вишневый) мистер Мистериус сидел в том единственном автомобиле, который, по его словам, еще оставался непроданным – это был солнечно-желтый спортивный автомобиль с открытым верхом, яркий, как канарейка в клетке, – а я вышел из дому, засунув руки в карманы комбинезона, и стал высматривать на тротуаре муравьев или старые неразорвавшиеся петарды. Увидев меня, мистер М. предложил:
– Садись-ка на водительское место.
– Ух ты! А можно?
Я сделал так, как он сказал: крутанул руль и посигналил, но только один разок, чтобы не разбудить домочадцев, которые любили утром поспать.
– Признавайся, Квинт, – сказал мистер Мистериус; его Капюшон торчал над ветровым стеклом.
– В чем признаваться-то?
– Вижу, тебя распирает. Выкладывай, что у тебя на уме.
– Я всякое передумал.
– Это видно по твоему наморщенному лбу, – добродушно заметил мистер М.
– Я вот думаю: что будет через год – и с вами, и вообще.
– Интересно, сынок. Продолжай.
– Я так думаю: может, на следующий год, если у вас под этим Капюшоном заживет лицо, появится нос, вырастут брови, рот начнет как следует открываться, а кожа…
Я запнулся. Капюшон ободряюще кивнул.
– Вот я и думал: проснетесь вы как-нибудь утром и, даже не ощупав себя под Капюшоном, будете знать, что вы своего добились, смогли измениться, потому что разные люди и предметы сделали вас другим, и наш город тоже постарался и все такое прочее, и вы теперь человек что надо, и никогда уже не будете пустым местом.
– Говори, говори, Квинт.
– Ну вот, если так случится, мистер Мистериус, и вы сами будете знать, что вы теперь человек что надо и навсегда таким останетесь, вам даже не обязательно будет снимать этот Капюшон, правда?
– Как ты сказал, сынок?
– Я сказал: вам не обязательно будет сни…
– Это я слышал, Квинт, слышал, – выдохнул мистер М.
Повисла длинная пауза. Он издавал какие-то непонятные звуки, будто ему не хватало воздуха, а потом хрипло прошептал:
– Верно говоришь, можно будет и не снимать Капюшон.
– Потому что это уже будет неважно, правда ведь? Если вы сами уверены, значит, все в порядке. Так?
– Конечно. Да, конечно.
– И вы сможете носить свой Капюшон хоть сто лет, но кроме нас с вами никто не будет знать, что под ним. Мы-то не проболтаемся, а нам самим без разницы.
– Только мы с тобой будем знать. А как я буду выглядеть под Капюшоном, а, Квинт? Зашибись?
– Еще бы!
Мы долго молчали; плечи мистера Мистериуса пару раз дрогнули, он будто бы задыхался, а потом вдруг из-под Капюшона вытекло несколько капель влаги.
Я уставился во все глаза:
– Ой!
– Все нормально, Квинт, это просто слезы.
– Ничего себе.
– Все в порядке. Это слезы радости.
Тут мистер Мистериус выбрался из последнего "студебеккера", потер невидимый нос и промокнул бархатной тканью то место, где могли находиться глаза.
– Квинтэссенция Квинта, – сказал он. – Ты такой один на всем свете.
– Ну уж! Так про каждого можно сказать, верно?
– Если ты так считаешь, то да. Потом он спросил:
– Еще в чем-нибудь хочешь признаться или исповедаться, сынок?
– Глупости всякие лезут в голову. А вдруг…
Я замолчал, проглотил застрявший в горле комок и, не говоря ни слова, уставился сквозь руль на серебристую фигурку обнаженной женщины, закрепленную на капоте.
– А вдруг в те времена, давным-давно, вам совсем и не нужно было надевать Капюшон?
– Никогда? Вообще никогда?
– Да, сэр. Вдруг вам только показалось, что вы должны спрятаться, вот вы и натянули на голову эту штуковину, где даже прорезей для глаз и то нет. Вдруг ни в какую аварию вы не попадали, и на пожаре не обгорали, и на свет появились с обыкновенным лицом, и никакая женщина над вами не насмехалась? Могло ведь и так быть, правда?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу