Роберт Рид - «Если», 2004 № 06

Нет уж! Еле вырвался.

Большая плоскодонка бато вынырнула из тумана.

Одноногий громко свистнул. Его не сразу, но услышали.

Бронзовокожий индеец в бато, бесшумно работавший веслом, мог, конечно, не подгонять лодку к берегу. Маленький ефиоп и его оборванные спутники никак его не пугали, однако злой дух Дай-Дай мог наказать. Ведь индеец не знал, откуда пришли чужие люди. Может, их подослал Мэйдагас — тоже нехороший дух, дышащий как женщина. Мэйдагас силой и хитростью увлекает людей на глухую поляну, там превращает в дерево. Вот почему так страшно перешептываются в ночи деревья. К тому же в бато, как бы успокаивая индейца, скрестив худые, покрытые шрамами ноги, сидели три человека — совсем в обыкновенном рванье, с открытыми головами. Только на одном была некая дырявая круглая шляпа. Солнце людей, похожих на разбойников (чиклеро), не тревожило. Они плыли в бато и молча радовались тишине, наверное, не знали, что существуют еще какие-то другие радости.

Услышав свист, никто не сказал ни слова, но индеец увидел выражение их глаз, поэтому подогнал плоскодонку к берегу.

— Ховен…

Этим подчеркнул молодость ефиопа.

Места в плоскодонке было достаточно, чтобы посадить случайных попутчиков, но мужчина в дырявой шляпе махнул рукой только черному. Других брать на борт лодки оборванцы явно не собирались. Да и то верно, зачем стае свободных птиц калеки? Так, наверное, они решили, увидев деревянную ногу Джона Гоута.

Но одноногий с таким решением не согласился.

Непостижимо быстрым движением он оттолкнулся от каменистой почвы и упал на дно бато, повалив индейца, приткнув нож к его морщинистой бронзовой шее.

Индеец вскрикнул.

Страшным показался ему прыжок.

— Умеешь говорить с ними? — спросил одноногий, дыша, как Мэйдагас.

Индеец кивнул. Очень боялся. Нельзя так ловко прыгать, имея деревянную ногу.

— Тогда скажи всем, — сказал одноногий, не убирая ножа от трепещущего под ним бронзового горла, — что нам надо вверх по реке. Скажи им всем, — указал Джон Гоут ножом на трех молчаливых мужчин, — что мы торопимся. Пусть берут весла. С этой поры они тоже будут грести, как ты, — объяснил он, высмотрев на дне бато два запасных весла. — С этого часа они будут грести, сменяя друг друга.

Наступила тишина.

У ефиопа остекленели глаза.

Ирландец, споро перебравшийся в бато, почмокал губами и приткнул свой нож к спине одного из молчаливых мужчин. Как-то это у него ловко получилось. Мужчины, правда, не проявили видимого испуга, гордо выпрямились. А один негромко возразил одноногому по-испански, что грести веслом будет индеец, а они не будут — у них руки иначе устроены.

Тишина от этих слов не рассосалась.

Кивая головой, как лошадь, испанец в шляпе объяснил, что с этого часа грести с индейцем будут не они, а наоборот — черный и Нил. Так они поднимутся до одного затерянного на реке поселка, возьмут у местных индейцев какие-то особенные припасы, а потом снова спустятся вниз по течению. Вот вас двоих, указал испанец на Нила и одноногого, мы, наверное, убьем, а маленького ефиопа продадим на военный корабль. «Ховен… — одобрительно качнул он шляпой. — Совсем молодой…» Может, продадим и индейца. В такой вот последовательности.

Длинная речь утомила говорившего.

Он мелко перекрестился: все будет так.

Тогда одноногий встряхнул застонавшего индейца и заставил его сесть на плоском дне лодки. Индеец сразу залепетал, причудливо мешая разные слышанные им слова. Неизвестно, что говорил, но ирландец и Джон Гоут так поняли: индеец умоляет их не делать ничего такого, что может огорчить гостей.

Гостями индеец называл испанцев.

Все видит злой дух Даи-Даи, лепетал индеец.

Не надо говорить гостям ничего лишнего. Они хорошие, добрые люди, но могут рассердиться. Приехали с острова Исла-дель-Дьяболо, так сами говорят. На руках и на ногах следы железа, но они хорошие, набожные люди. Даже не били меня, сказал индеец, только поочередно спали с моей женой и забрали провизию. За желтым мысом, взяв свое, они непременно меня отпустят, объяснил индеец. А жена мне родит сильного сына.

— Со следами железа на руках и ногах, — по-испански добавил одноногий.

— Чиклеро?

Мужчина в шляпе кивнул.

Они не считали разбой плохим делом.

Да, они — разбойники, кивнул тот чиклеро, который был в шляпе, но это их кормит. Ничего другого они не умеют делать. Почему не уважать дело, которое хорошо кормит, правда? Они равнодушно смотрели на Нила, ефиопа и одноногого. Они никем, кроме черного, нисколько не заинтересовались. У туземцев с Мадагаскара, знали они, в отличие от привезенных из Гвинеи, волосы всегда длинные и кожа не блестит, как черный янтарь. Значит, маленький черный из других мест, его можно продать выгодно. Утверждая заведенный ими порядок, испанцы равнодушно потребовали сдать им ножи и взять наконец весла. «Твоя деревянная нога будет крепко упираться в дно бато», — пошутил испанец в шляпе.