Роберт Рид - «Если», 2004 № 06

Это, кстати, злило его даже больше, чем неудачный абордаж «Делисии».

Вторым был Сэмуэль Бут, ранее житель Чарльзтауна. Как все опытные приватиры, он любил хватать чужое и страшно не любил терять. Сегодня ему как раз не повезло: он ничего не добыл и потерял палец. Можно было считать, что Бут отделался легко, но все равно потеря пальца его угнетала. Спеша за Нилом, он время от времени для верности поддавал ногой маленькому ефиопу, ножом-мачете прорубающему тропу. Покинув ненавистную «Делисию» маленький ефиоп восторженно вскрикивал. Все это несколько облегчало страдания Бута.

Длинноволосое существо на деревянной ноге звалось Джоном Гоутом.

Оно жевало табак, злобно сплевывало и изрыгало проклятья на нескольких языках.

Джону Гоуту тоже не нравились спутники, но и об оставшихся на палубе «Делисии» он нисколько не жалел. Он хорошо знал, что виселица никогда не снится просто так. Водянистый взгляд его засасывал, словно морская пучина. Пробираться по каменистому, неровному, кое-где заиленному и густо заросшему папоротником берегу было очень непросто, — одноногий здорово отставал. Деревянная нога цеплялась за камни, оставляла след, похожий на отпечаток копыта.

Оглядываясь, Сэмуэль Бут, ругался и клал крест здоровой рукой.

Сканируя сознание одноногого, Аххарги-ю никак не мог получить отчетливую картинку.

Ну да, чужие корабли, ужас.

В неразумных существах много ужаса.

Хотя Джону Гоуту явно везло. Так считал он сам.

Когда-то ядром ему оторвало ногу, но он выжил. С деревянной ногой не очень побегаешь, Джон Гоут пристроился к канонирам. Никто не знал настоящего его имени, но он поворачивал голову на оклик «Джон». Неважно, что на этот оклик поворачивали головы многие приватиры, Джон часто успевал повернуть голову первым. За потерянную ногу он имел право получить пятьсот реалов или трех рабов. Боясь слишком быстро пропить так дорого доставшееся ему золото, Джон Гоут выбрал рабов, но пропил он их еще быстрее, чем пропил бы деньги.

Даже оловянную кружку пропил.

Кстати, Джон Гоут, тогда еще совсем молодой и, разумеется, двуногий, простым матросом служил на борту английского фрегата «Месть». Однажды адмирал Томас Хоуард ушел в море, намеренно оставив названное судно наедине с «Двенадцатью Апостолами» испанцев в бухте Ачибо. Личные счеты с капитаном «Мести» привели английского адмирала к такому неразумному решению: ведь при выходе из Плимута сама королева Елизавета ласково пожелала удачи и безопасности всем английским кораблям, как если бы сама находилась на борту одного из них. Долгое время считалось, что экипаж фрегата полностью погиб в неравном бою, но Джону Гоуту повезло: пули в него не попали, акулы не тронули, а пленил его лично дон Антонио де Беррео. Он неплохо относился к пленнику, надеясь выгодно его продать. Он даже угощал пленника вином, непременно напоминая: вино любого может превратить в скота, оно отравляет дыхание, нарушает естественную температуру тела и деформирует лицо.

Сам он пил ровно столько, сколько считал нужным.

Обычно на седьмой чаше смуглое лицо дона Антонио деформировалось, и он начинал рассказывать своему пленнику о далеком, затерянном в джунглях городе. Там все сделано из золота и драгоценных камней, вытирал дон Антонио потный затылок. Там короля купают в хрустальной ванне, а потом из специальных тростниковых трубок с ног до головы осыпают желтым порошковым золотом. А в саду, рассказывал дон Антонио, вытирая большим платком потное лицо, растут золотые деревья. Дыхание дона Антонио становилось отравленным. И птицы, и ветки, и трава в саду, сообщал он, все — золотое. От таких слов естественная температура тела у дона Антонио еще сильней поднималась. Только ручей в саду, делал он небольшую скидку, течет самый обычный.

Воду ведь не сделаешь золотой.

У названного испанца Джон Гоут многому научился.

Например, пить и буянить, а также петь песни на разных языках.

Косые латинские паруса теперь не пугали Джона Гоута, как не пугали его и никакие другие, как бы они ни выглядели на морской глади. Когда Джону Гоуту оторвало ядром ногу, он сразу сказал себе: некоторым повезло еще меньше. Когда на дырявой галере его занесло на мутные просторы Ориноко, он сразу себе сказал: в таких глухих дырах надеяться нужно только на себя. Местные жители всегда будут убегать от ужасного одноногого человека, а королевские суда — неустанно преследовать. Он понимал, что даже маленький ефиоп не оставляет ему места в будущем. Особенно в джунглях, где погибают и более приспособленные.