Джон Кроули - Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно)

Ищущий отступил.

— Вы не можете помочь мне. Я прочитал Ваши мысли. Вы верите в бестелесную сущность, которая продолжает жить после прекращения физических функций организма. В это часто верят. Но, тем не менее, у вас нет доказательств. — К тому же, — переводчик поморщился, как будто съел что-то кислое, — Ваш вид считает себя одиноким во вселенной. Такого я никогда не ощущал. Не скажу, что это было приятно. Я унесу с собой воспоминания о Вас и поделюсь ими с другими внеличными формами разума. В этом вы, — стеклянный палец уперся в грудь Доннелли, внутри хрустальных веточек заплясали светлячки, — некоторым образом бессмертны, что согласуется с вашей верой.

Пришелец поместил переводчика обратно в свое тело. В последний раз мягкие губы промолвили из глубины льдистых кристаллов:

— Мне очень жаль, что, видимо, так и не найду при жизни ответ на свой вопрос. Еще так много нужно увидеть, а времени остается совсем мало.

Под бормотание ветра пришелец, — нет, пилигрим, искатель, — поспешил назад вдоль прохода. Задняя дверь жалобно скрипнула на петлях.

Холодный воздух хлынул снаружи и охватил Доннелли, лежавшую на ковре. Она попыталась запеть песню, рожденную под Небесным Сводом, который куда ярче, чем пустые небеса Земли. Она жаждала чего-то чудесного, чему не знала названия. Ее кожа помнила горячие объятия красных вод океана и волнующее покалывание звездного ветра. И даже закрыв глаза, она теперь никогда не погрузится в темноту.

Все, что требуется, это вера с горчичное зерно, говорила она своей пастве. Несколько жизней назад. Но горчичное зерно, брошенное в сад бесконечности…

Мысленно Доннелли вознесла молитву.

Спустя некоторое время она встала, массируя одеревеневшие мышцы, и медленно пошла между скамьями к выходу. Дверь издала последний жалобный стон.

На кладбище через дорогу мерцали огоньки. Это Ищущий изучал резные надгробные плиты. Интересно, не устал ли он странствовать в одиночку? Вряд ли повредит, если я спрошу.

Доннелли закрыла за собой дверь и пошла по следам, отпечатавшимся на покрывале рождественского снега.

Наватар заразился страстью к космосу от Келли, семилетнего сына Тёрнера. Келли сидел на заднем сидении, а его мать — на переднем, как будто сидела за рулем, но на самом деле читала газету, пока Наватар управлял семейным микроавтобусом по пути в школу. Келли был непоседлив более обычного, и когда включился защитный контур — Наватар заметил как он малюет ручкой на обивке подлокотника.

— Итак, Келли, — сказал он, активировав динамик над головой мальчика и, выбрав из всех вопросов, которые должны были отвлечь внимание малыша по дороге в школу, наиболее подходящий, спросил, — ты уже решил, кем станешь, когда вырастешь?

Келли даже не подумал отвлечься от своего занятия.

— Да, — ответил он.

— И кем же?

Келли перестал рисовать.

— Банкиром.

— Банкиром? — переспросил Наватар. — Очень необычная профессия для семилетнего мальчика!

Теперь уж Келли посмотрел прямо в направленную на него единственную линзу и произнес:

— Я ж не сейчас банкиром стану, железяка, а когда вырасту!

— Конечно.

Наватар приостановился на перекрестке, пропуская стилизованный под старину внедорожник с тремя школьниками внутри, хотя, по всем правилам, Наватар мог продолжать движение, имея приоритет. Искусственный интеллект внедорожника промигал ему — спасибо — проезжая мимо, а Наватар опять сосредоточился на Келли.

— Банковское дело — необычный выбор профессии для мальчика твоих лет. Почему ты решил так?

Келли скривился.

— Потому что банк — это место, где деньги лежат.

— Понимаю, — так всегда реагировал мистер Тёрнер.

Келли опять сосредоточился на кресле, нахально продолжая рисовать. Наватар знал, что запрещать — бесполезно. Домашних ИИ Келли слушался еще меньше чем родителей. Наватар проконсультировался с базой данных.

— На чем ты планируешь специализироваться в банковском деле? Инвестиции? Депозиты? Открытие новых счетов?

— Как это?

— В банковском деле много профессий. Среди которых надо выбирать.

— Подумаешь!

Наватар думал до следующего перекрестка, прежде чем решился рискнуть.

— Кем ты на самом деле хочешь быть? — спросил он.