Джон Кроули - Сверхновая. F&SF, 2004 № 37-38 (выборочно)

Должно быть, это и было ее истинным призванием, причиной, по которой Бог направил корабли Ищущих из темноты вселенной на Землю, где свет христианства затмевает миллионы светил. Господь направил этого жалкого эмиссара к кафедре, откуда проповедовала Доннелли, к единственно-истинной вере, к подножию светоча Христова. Что ж, если земная паства Доннелли предпочла сбиться с пути праведного, тогда Доннелли с Божьей помощью будет прокладывать новые пути сквозь световые годы. Благодарю тебя, Господи. Благодарю тебя, возлюбленный Иисус.

Она улыбнулась, глядя на пришельца. В голосе зазвучала материнская терпеливость.

— Вечная жизнь уготована только верующим в Иисуса Христа.

Доннелли открыла Евангелие от Матфея.

— Я бы хотела поделиться с вами.

И тут ощутила себя бестелесной, как будто теплые струи воды хлынули в ее мозг…

Вся она — огромный прозрачный кристалл, купающийся в холодной кислоте, в сиянии мириад разноцветных звезд. Она видит без глаз и чувствует без плоти, и неслышно поет в идеальной гармонии с десятью миллиардами ей подобных из множества других миров. Она поет о рождении, неутолимом стремлении и о глубочайшем сострадании, которое она познала…

С радостным смехом, она прыгает с блестящей черным стеклом скалы в океан, освещенный огромным красным солнцем. Горячее море поглощает ее и радость, подобно огню, охватывает ее всю, проносясь от передних плавников по длинному позвоночнику к заднему мозгу. Передавая свой восторг всем, кто слушает, она все глубже погружается в лоно Праматери, которая дала всем нам жизнь…

Невесомая и воздушная, она парит высоко над вечными бурями, кипящими в глубинах под ней. Небеса раскалываются — планета поменьше могла бы рассыпаться на куски, — повсюду змеятся гигантские молнии, пронизывая насквозь пласты мироздания. А вот и раскат грома. Старина-ветер сердится. Пора подняться выше, к тем крошечным огонькам, что становятся видны, когда небо темнеет.

НЕТ. ЭТО НЕ Я. Я…

— счастлива быть нужной здесь, внутри моего Бога. Мы помогаем друг другу, а если умрем, то вместе. Я чувствую мысли своего Бога. В сердечной мышце небольшой очаг инфекции. Я плыву туда, навстречу пульсирующему потоку, зная, что нужно делать. Более важной цели быть не может…

— я парю над новым миром, под миллиардами солнц в растянувшемся чреве галактики. Жесткое излучение лишь согревает и щекочет мои паруса. Здесь есть жизнь, и ее всепобеждающей силе невозможно противостоять. Меня тянет туда и…

— Я…

— готовлю еду для своих детей, пока они вылупляются и вылезают по одному из кладки, зарытой в теплом песке;

— я вернулась домой из дальних странствий, и теперь рассказываю о мирах, построенных из света и песен;

— я — художник, придающий особую форму туманности, чтобы выразить свое благоговение быть в этот миг в этой вселенной.

— я лежу на полу в большой комнате, лежу и кричу. Воздух холодный.

Тут Доннелли поняла, что лежит на ковре, свернувшись калачиком в позе эмбриона, и издает бессмысленные звуки. Было такое ощущение, будто только что перерезали пуповину, будто связь прервалась, а мозг отключили от некоего бесконечного сообщества. Она осталась сама по себе. Одна.

Доннелли приподнялась. Кожа как-то неловко сидела на ней, будто чужая. Руки — ноги были тоже будто не свои, да еще и болели. Вдобавок ныли даже заведомо не существовавшие плавники.

Где-то рядом, будто от легкого дуновения ветерка зазвенела люстра. Доннелли обернулась и наткнулась на озабоченный взгляд переводчика. Хрустальные веточки мерцали быстро меняющимися огоньками. Переводчик опустился ниже:

— Тысяча извинений! Я не хотел причинять Вам неудобство. Пожалуйста, простите. Я подумал, что Вы хотели поделиться. Этот опыт нельзя полностью выразить словами вашего языка.

Доннелли сознательно попыталась овладеть собственным голосовым аппаратом, который теперь стал чужим и незнакомым. Раздалось мычание. Она силилась сфокусировать свой взгляд на… нет, он больше не пришелец. Теперь она…

Ищущий сделал шаг навстречу.

— Мой род наделен даром телеэмпатии. Мы, я, коллекционируем жизненный опыт внеличных видов. И делимся им с другими подобными разумными существами. Таким образом, каждая форма жизни может познать любые другие. Желанный дар в Союзе множества миров, не так ли? Я хотел, чтобы Вам стала яснее моя задача.

Доннелли или та ее часть, которая все еще оставалась просто Доннелли, поняла. Она пела о чудесах в холодной кислоте. Боялась злых ветров в облаках подобного Юпитеру мира-гиганта. Рассказывала невыразимые словами истории, принесенные домой с далеких звезд. Волна за волной окатывали дрожащее пламя веры… во что? Созданы по образу и подобию Божьему? Как могли мы так заблуждаться? Но во всех проявлениях жизни была одна общая истина. Жизнь была бесценна. И слишком коротка.