Х Поллис - Игра мечом

Каждый вечер по окончании последнего номера на ней обычно оставались только тонкие, как паутинка, панталоны и сверкающие блестками короткие шорты, и когда они возвращались домой, то она, подняв вверх руки и вышагивая босыми ногами плавно, как танцовщица из сераля, говорила:

- Милый, поди сюда! Помоги мне раздеться, чтобы принять ванну. - И когда он подходил, чтобы помочь ей, то она помогала ему, и затем они шли вместе в ванную.

Кроме этих слов, других разговоров они почти не вели.

В конце концов эта идиллия стала ужасно тяготить профессора. Он нашел небольшую отдушину, когда узнал, что их сосед, выступающий вместе с ними на сцене, индусфокусник, которого пытают (укладывают спать на острые гвозди, заливают расплавленным свинцом глаза и т. д.), является неудавшимся магистром математических наук из университета в Равалпинди. Благодаря беседам с ним ученый как-то мог удержаться от того, чтобы не сойти с ума окончательно. Тем не менее, он уже был слегка поврежден в уме. Всеми фибрами своей души он возненавидел девушку и мечтал только о том, что он будет делать, когда она оставит его одного, но она его не оставляла и продолжала поднимать руки вверх и перебирать ногами так раздражающе игриво, как котенок, который продолжает царапать коготками чулки, когда вы уже перестала с ним играть.

Профессор все стал делать через пень-колоду, даже на сцене, выполняя их номер, который никогда особо не увлекал его с тех пор, как он смастерил этот большой тессеракт. Как-то раз он промахнулся и ткнул шпагой мимо отверстия.

Клинок, отраженный твердейшей пластиковой стенкой, ранил ему ступню. Это была реальная рана в реальном времени, а в не рассеянном по пространственно- временному континууму, так что оказалась исключительно болезненной и не затягивалась целую неделю. Каждый раз, когда он ступал на раненую ногу, боль вызывала в нем решимость отделаться от девушки, пока, наконец, его творческая мысль ученого-тополога не подсказала ему выход.

У него имелся постоянный набор мечей и шпаг всех времен и народов, с которыми он выступал на сцене. Однажды вечером он положил под руку рядом с кроватью точную копию короткого римского меча. В свое время этот меч являлся для оружейников крупным техническим достижением: красивая внешняя форма сочеталась в нем с сокрушительным ударом.

Вернувшись раз вечером домой, он галантно снял со своей возлюбленной блестящую мишурную накидку, а когда она подняла свои полные округлые руки и топнула одной ногой, он одним экстравагантным движением сорвал с нее юбку и потащил мыться в ванную.

После того, как они обтерли друг друга полотенцами, он пылко поцеловал ее и как- то томно-страстно и несколько озабоченно сказал ей:

- Дорогая моя, как ты считаешь, не прорепетировать ли нам наш последний номер? Я что-то не могу понять, как лучше попасть вот этим мечом точно в цель...

Она, чересчур обрадованная тем, что может ему доставить, как раньше, удовольствие, тут же вскочила в тессеракт, который они держали дома (несколько капель воды еще блестели у нее на плечах), и с улыбкой, которая чуть было не заставила его отказаться от того необратимого акта, что он замыслил, повернулась к нему лицом. Однако он тотчас припомнил месяцы отупляющей пустоты и скуки, в сердце его ожесточилось. Решительно он захлопнул крышку тессеракта. Без колебаний он вонзил короткий римский меч ей прямо в сердце, насколько он мог судить о его расположении сквозь легкий сдвиг по времени в этом сооружении из пластика. При этом он умышленно сломал клинок так, что тот также оказался под воздействием медленно расходящегося переменного поля времени, а затем нанес со знанием дела парочку ударов ногой по тессеракту так, что тот тут же сморщился и осел. Вместо помятого, неправильной формы цилиндра, каким сие сооружение представлялось до этого, когда он был увеличенным размытым по времени кубом в кубе, теперь оно казалось просто одиночным кубом со сторонами шесть на шесть дюймов, с какими-то абстрактными рисунками на каждой его грани.

Сморщившийся куб был значительно тяжелее, чем представлялся по виду, однако лишь чуть тяжелее, чем весила девушка, ибо существенная часть ее массы распределилась по всему цилиндрико-сферическому пространственно-временному континууму. Вглядевшись внимательней в зеркально-гладкую поверхность одной из квадратных граней куба, он увидел, как один глаз девушки и бровь медленно растягиваются по плоскости, но ни в глазе, ни в чем другом еще, когда он пристально глянул в него, профессор не заметил и намека на панику. Он понял, что для обитательницы этой своеобразной коробки его движения настолько быстры, что кажутся просто расплывчатыми. Весело насвистывая, профессор упаковал тяжелый куб в свой рюкзак и покинул дом, небрежно бросив своему соседу-индусу: