Х Поллис - Игра мечом

Когда она взглянула на кровь, то у нее на веках сверкнули навернувшиеся на глаза слезы.

- Ах, какое достижение! - воскликнула она с негодованием. - У-у-у, хвастун несчастный! Мышиный палач. Наверное, думаешь, что настоящая мышь сама полезет в эту пластиковую трубку?

- Радость моя, - отвечал ей он. - Это не трубка, и даже не цилиндр, и уж наверняка не мышеловка. Это тессеракт, как ты знаешь, если когда-либо читала какую-нибудь популярную книжку по топологии.

- Я, конечно, знаю, что такое тессеракт. Это увеличенный куб, куб с кубом на каждой стороне. Но по мне эта мышиная клетка совсем не похожа на шесть кубов, окружающих еще один, седьмой.

- Разумеется, не похожа, иначе эта мышь навсегда осталась бы мертвой. Это тессеракт, который является временной иллюзией...

- Временной иллюзией?!.

- Да, моя дорогая, именно так, - отвечал он. - Из физики нам известно о существовании оптической иллюзии, а в топологии существует временная иллюзия. Топология учит нас, что математические свойства предмета совершенно не зависят от кажущейся формы. Окружность остается таковой, даже когда она нам кажется волнистой, как корка яблочного пирога - "так бывает, если окружность вычертить на волнистой поверхности. Эта мышиная клетка является кубом в кубе, который частично размещается в четвертом, временном, измерении. Вот почему он нам кажется каким-то бесформенным и колеблющимся. Вот на, пощупай!

Действительно, на ощупь клетка была достаточно твердой: куб с кубом на каждой стороне, но даже когда девушка держала его рукой и ощущала под своими пальцами, коробка все еще продолжала казаться каким-то зыбким помятым цилиндром, а мышь все еще висела неподвижно посередине.

- Мышь-то, кажется, умерла. Эх! - У девушки вырвался вздох сожаления.

Тополог, ни слова не говоря, ловко извлек обратно тонкую спицу, открыл крышку тессеракта и вытряхнул мышь себе на ладонь, где маленький прелестный зверек тут же встал на задние лапки и засучил передними, словно просил кусочек сыра.

- Как это ты сделал? - вскричала изумленно девушка.

- Да очень просто, - скромно ответил ученый. - Из-за своего незначительного изгиба, который я придал этому сооружению, когда мастерил его, его внешняя сторона в каждый момент времени колеблется туда-сюда, тогда как внутренняя строго фиксирована по времени потому, что большая часть внутренней массы целиком и полностью рассеяна по очень большому, но конечному пространственно-временному континууму, каковой является наша Вселенная. "Время" этой крошечной плутовки течет так медленно, что мощные регенеративные и восстановительные процессы ее организма как бы срабатывают мгновенно, так что кажущаяся смертельная рана, которую я нанес ей, становится не страшней булавочного укола. Ну как, согласны войти в такой же, но только большего размера, тессеракт, чтобы я мог проколоть тебя насквозь шпагой, зная, что тебе от этого никакого вреда не будет?

Девушка в восторге захлопала в ладоши.

- О, да, мой милый! Это же намного более потрясное зрелище, чем с какой-то старой замусоренной ивовой корзиной, где каждый знает, что я просто увертываюсь от шпаги.

Итак, они направились бегом в хозяйственный магазин купить прозрачный пластик, а оттуда в ближайший ярмарочный балаган и немного погодя отправились в гастрольное турне с Тимом Лири.

Публику влекла красота девушки. Теперь девчонка была не столь грязна (с учетом трудных условий жизни ярмарочной труппы), как раньше, когда мыло и горячая вода всегда были под рукой, так что когда тополог протыкал острой сверкающей шпагой ее красивое тело, прикрытое настолько легко, насколько позволяли местные обычаи и нравы, у зрителей перехватывало дыхание. Когда ящик поворачивали, чтобы показать обагренный алой кровью кончик шпаги, даже представители сильного пола падали в обморок. Они потом протискивались вперед и платили дополнительно по доллару с носа, чтобы посмотреть на крошечную рану, которая затягивалась и исчезала как раз посредине двух торчащих вперед восхитительных девичьих грудей.

Совместная поездка вместе с ярмарочным балаганом была идиллией. Сорок лет еще не старость, но и не молодость, однако профессор математики в конце концов понял, что ему опять все надоело до чертиков. Запас слов его возлюбленной так и не обогатился существенно, а ее любимым лакомством осталось фруктовое мороженое. Разница в годах оказалась достаточной, чтобы их отношения оказались несовместимыми. Для него некоторый налет запретности чувственной любви оказывал самое сильное возбуждающее действие, тогда как для нее был просто такой же естественной функцией, как прием пищи и дыхание, поэтому их отношения никогда не выходили за рамки обыденного. К тому же девушка, несмотря на моду, усвоенную ее поколением, оставалась ему верной и преданной подругой. Быть может, потом, с другими, она стала вести себя более свободно, но сейчас она не раздаривала свою благосклонность направо и налево. Так что ему не приходилось даже ревновать.