Николай Полунин - Орфей

Попервоначалу, до тетрадки, он еще мог, вспомнив, что чему предшествовало, удивляться, ахать и ухать, иронизировать и качать головой. И только она, зеленая, любимая за отсутствие переплета, с клетчатыми страничками на спиральке, убедила и добила его окончательно. В лунке мироздания, что предназначена ему, завязывается, а может, имел место и до, клубок противоречий и необъяснимостей.

Явления, в которых нарушаются нормальные законы причинно-следственных связей, происходят вокруг него стопроцентно.

Он установил, что казусы случаются, когда он непроизвольно, сперва не придав значения или забыв, попадал в первую половину приметы. Идущей непосредственно за "если" и продолжающейся вплоть до самого "то" Случающееся после "то" бывало невероятно разнообразно, как правило, неприятно и безнадежно неотвратимо.

Если бы он знал, что его совершенно правильный вывод касается не только его так называемых примет.

Жизнь как шла куда-то своим чередом, так и продолжала идти, и он шел вслед за нею, потому что ему больше было некуда деваться. Ну, съездил он на одну баррикаду. Через неделю, поглазеть. Тогда, давным-давно. Поразился ее - на деле - малости. Ну, понаблюдал очень издалека гавкающие приседающие танки и черный дым, поднимающийся из центра столицы в ясное октябрьское небо. Чуть позже первой баррикады, но тоже давно. Ну и что? Даже когда изменились, в сторону увеличения пока что, деньги, и все новые друзья, ставшие потихоньку довольно старыми и привычными, вдруг озаботились покупкой-продажей акций и расчетных билетов со всевозможными вкладами, он просто принял к сведению и продолжал заниматься собственным делом.

Избранная им стезя оказалась к нему на редкость благосклонной. Когда-то он почти не мыкался с первыми публикациями. Обилие уже написанных вещей сослужило добрую службу. А еще - что он никогда не ленился переделывать и делал это быстро. Не возмущался, когда целые куски выбрасывались редакторами. Еще до разнообразных переворотов в одном издательстве у него замаячила одна книга, в другом - другая. Знающие люди говорили, что это редкость, ибо издатели ревнивы.

В те времена - давным-давно - печатали охотнее как раз за противоположное, нежели сегодня. А может, кто знает, пройдет время, и снова все будет наоборот? Ну, или не будет больше такого времени, не надо сразу пугаться.

Появлялись новые творческие объединения, самостийные издательства, частные (целая эпопея была - разрешение частных, запрещение частных) или "под крылом", и он по мере сил и зазываний друзей во всем этом участвовал.

Меркантильные частности жизни также претерпели изменения к лучшему. Через ловчилу приятеля он умудрился поменять с посильной доплатой свою комнату на однокомнатную квартиру в том же районе, имевшую, правда, после алкаша обменника жуткий вид. Но тут подкатился гонорарчик, и призанял, и, сделав успешное усилие, чтобы забыть обо всех своих кредиторах, организовал в квартире ремонт. Ни с одной из жен предусмотрительно не заимел ничего общего, кроме штампа в паспорте. В конечном итоге дело ограничилось парой штампов, вроде как "вошел-вышел". Результат получился налицо. Свободный мужчина в возрасте Христа. Интеллигентной профессии, не лентяй. Рост выше ср., обр.неок.выс., жильем обесп., без вр.пр. По большому-то счету, действительно почти без, не курил вот никогда в жизни. Колес пока не заимел, но все впереди. И вообще, пускай женщины его возят.

С таким вот багажом двигался он по нашим ро ковым девяностым. Тогда же и случилось с ним его первое Тогда. Примечательно, что подкралось со стороны, откуда он и ожидать не мог, какую считал у себя самой защищенной из его легкой и после второго развода безоблачной личной жизни. Он поднял трубку и не подозревая о таящемся подвохе, поскольку первый - из примет утренний звонок уже прошел.

"Але!"

"Але, але. Ну?"

"А это - я!"

"А это я. Какие будут сообщения?"

"Я тебя Лю! Бонь! Ки! Страшеньки любоньки!"

"Отравлюсь от счастья. Дальше".

"Знаешь, как тебя моя мама называет?"

"Как это, интересно, она может меня называть, ни разу не видев? И будем надеяться - так и не увидев?"

"А я ей про нас все-все рассказала. Ты рад?"

"Я польщен. Дальше".

"Нет, ну ты чего, ты не радоньки меня слушань-ки?"

"Ты знаешь, не переношу я твое коверканье".

"Ой, ой, ой! Обидели его. Писатель х...в!"

"И мат я твой не переношу".

"Мне трубку положить?"

"Да чего уж. Говори, зачем звонила".

"Нет, ну это... Тут одна дура крутой парфюм предлагает..."