Курт Сиодмак - Искатель. 1995. Выпуск №2

— Пожалуй, — сказал я, — ее лучше запереть в спальне.

— Хорошо, как вам будет угодно, — ответила она и последовала за нами к двери.

Но когда мы вышли в переднюю, она внезапно вырвалась вперед, выскочила из входной двери и бросилась к стоявшему поблизости мотоциклу. Нам удалось настигнуть ее, прежде чем она успела завести мотор. Извернувшись, она прокусила кисть руки мистеру Маррифилду. Сверкая глазами, царапаясь ногтями, она своей яростью напоминала загнанную в угол дикую кошку. Лишь с определенным трудом сумели мы ее одолеть и втащить — практически пронести на руках — на верхний этаж. Мы затолкали ее в спальню и заперли на ключ, в то время как Эна, визжа и изрыгая ругательства, колотила изнутри кулаками по двери.

— Окно спальни находится на высоте сорока футов над садом, сообщил мне Маррифилд, бинтуя свою кровоточащую руку. — Я буду дожидаться вашего возвращения. Полагаю, что теперь эта особа никуда от нас не убежит.

— У меня есть лишний револьвер, — сказал я. — Вас нужно вооружить. — Я вставил в барабан несколько патронов и протянул оружие Маррифилду. — Мы не имеем права рисковать. Кто знает, какого рода друзья могут здесь у нее объявиться?

— Премного благодарен, — отвечал сквайр. — Мне достаточно моей палки, к тому же поблизости всегда находится наш садовник. Позаботьтесь, пожалуйста, поскорее прислать стражу, а за пленницу я отвечаю.

Предприняв все, как мне казалось, необходимые меры предосторожности, я бросился поднимать тревогу. Расстояние до Педли составляет примерно две мили, а полковник, как назло, куда-то отлучился, что вызвало дополнительные проволочки. Кроме того, потребовалось выполнить некоторые формальности, раздобыть подпись полицейского судьи. Ордер на арест, оказывается, должен был предъявляться полицейским чином, но доставить арестованную могли лишь армейские конвоиры. Меня одолевали тревога и нетерпение, и я не стал больше ждать, а поспешил воротиться в Редчерч, заручившись обещаниями, что полиция и конвойные вскоре туда прибудут.

Примерно в полумиле от деревни Редчерч дорога на Педди-Вудро выходит на Колчестерское шоссе. Поскольку время было уже вечернее, видимость составляла не более двадцати-тридцати шагов. Я совсем еще недалеко отошел от места слияния дороги с шоссе, когда вдруг услышал стремительно нарастающий рокот — кто-то ехал на мотоцикле с ужасающей скоростью. Машина мчалась без огней и через считанные мгновения очутилась в непосредственной от меня близости. Я был вынужден отскочить в сторону, чтобы не оказаться сбитым, и в тот самый момент, когда машина проносилась мимо меня, я отчетливо увидел лицо мотоциклиста. Да, это была женщина, которую я любил. Без шляпы, со струящимися по ветру волосами и белеющим в сумерках лицом, она казалась одной из Валькирий, которые по ночам летают на ее далекой родине. Промелькнув мимо меня, она помчалась по шоссе дальше. В то мгновение мне стало ясно, что произойдет, если она достигнет Колчестера. Как только ей удастся встретиться с другим агентом, мы можем арестовать его или ее, но уже ничего этим не добьемся — секретные сведения успеют уйти на Континент. На карте стояли победа союзников и жизни тысячи наших солдат. В следующую секунду я выхватил револьвер и произвел два выстрела в направлении исчезавшей вдали мотоциклистки, еле еще различимой, и треск падающего мотоцикла, затем наступила полнейшая тишина.

Нет надобности рассказывать, джентльмены, что произошло дальше, — вам это все уже хорошо известно. Я бросился к ней и нашел ее лежащей в кювете. Обе мои пули попали в цель, одна пробила ей голову. Я все еще стоял подле ее тела, когда ко мне подбежал запыхавшийся мистер Маррифилд. Оказывается, Эна, проявив изрядную смелость и завидную физическую сноровку, выкарабкалась из окна и по плющу, увивающему стену дома, спустилась в сад. Лишь услышав тарахтение заведенного мотоцикла, сквайр понял, что произошло.

Он все еще пытался довести подробности происшедшего до моего ошеломленного сознания, когда к месту трагедии прибыли солдаты и полиция, чтобы арестовать шпионку. По иронии судьбы им пришлось взять под стражу меня.

При слушании моего дела в полицейском суде был сделан вывод о том, что мотивом преступления послужила моя ревность Я не только ничего не отрицал, но и не назвал ни единого свидетеля, который бы мог опровергнуть данное утверждение. Меня такая версия очень устраивала — в ту пору французское наступление продолжало еще оставаться секретом, я же никоим образом не мог осуществлять свою защиту, не предъявив суду письма, в котором этот секрет раскрывался. Но вот время вышло, и долгожданное наступление победоносно завершилось, что снимает печать молчания с моих уст. Мне остается лишь признать свою вину — весьма тяжкую вину. Однако же судите вы меня за убийство, ибо я, не желая стать убийцей своих соотечественников, не позволил этой женщине уйти.