Геннадий Прашкевич - Шкатулка рыцаря

Вечерело.

Листва берез, вялая от жары, чуть подрагивала под мягкими порывами ветра.

Даже не ветра, а ветерка. И не ветерка даже, а так, неких перемещений хорошо прогретых воздушных масс. Глухая немощеная улочка, ответвляясь от главной, исчезала в плотном массиве берез и китайской сирени. Но это был не парк, потому что из-за листвы, из-за плотных зарослей, утомленных июльской долгой жарой, доносились вкусные волнующие запахи и оттуда же поднимался сладкий дымок сжигаемых в печке дров. А под балконом парусом надувалось бело-голубое полотнище, натянутое над столиками летнего кафе. Под полотнищем уверенно, как осы, гудели местные выпивохи.

Куплю все!

Что-то насторожило Шурика.

За кустами китайской сирени, украшающими площадь и густо подходящими прямо к кафе, кто-то стоял. Причем стоял затаившись. Похоже, он внимательно вглядывался в окна гостиницы, не забывая при этом про выпивох, гудящих в кафе. Он был напряжен, видимо, понимал, что совершает нечто непозволительное, но стоял, стоял, стоял, всматривался напряженно.

Женщина?

Непохоже. Слишком плоская.

Мужчина? Тогда почему так широки бедра? Ишь, застыл, будто каменный!

А каменный и есть! — дошло до Шурика. Это же не человек, а скульптура! Пракситель эпохи раннего сенокоса. Аполлон ужалившийся.

Пытаясь получше рассмотреть необычную скульптуру, Шурик перегнулся через перила.

На плечах Аполлона ужалившегося топорщилось нечто вроде каменной телогрейки, плотно обхватывающей немощную грудь, зато каменные штаны, на ногах лихо смятые в гармошечку, туго обтягивали круглые, как гитара, бедра. Точно, мужик, утвердился во мнении Шурик. Он даже рассмотрел серп в откинутой руке мужика. Так сказать, по грибы вышел, на жатву веселую.

Но если мужик, зачем ему такие лохматые космы?

А если женщина, то почему с такой прытью рвет от нее каменный пионер с разинутым ртом и пустым лукошком? За вторым серпом побежал?

Загадка.

Много загадок на свете.

Вот, например, сколько граммов кальция в сутки должен получать муж от жены, чтобы всего за одну неделю его рога вымахали на метр?

Затренькал телефон.

Конечно, Роальд. Он все рассчитал по минутам. Желания Шурика не были для него тайной. Жарко? — понимающе спросил он. Спустись вниз и выпей пива. Но на свои, на свои, я пьянству сотрудников не потатчик. А что душ холодный, так радуйся. Зимой в Т. не бывает холодной воды. И добавил: в номере не засиживайся. Вечерняя жизнь Т., по крайней мере та ее часть, которая тебя должна интересовать, проходит в шумных общественных местах, одно из них расположено под твоим балконом. Роальд хорошо знал гостиницу. Спустись в кафе, возьми пива, поболтай с посетителями, присмотрись что к чему, но, понятно, ни во что не вмешивайся.

— А если Лигушу начнут убивать? — хмыкнул Шурик.

— Лигушу убьют пятнадцатого, — уверенно ответил Роальд. — Если ты не дурак, запоминай мои слова. Сиди в кафе и наслаждайся жизнью. А если на Лигушу наедут, — все же добавил он, — смотри, чтобы ничего такого там не случилось.

— Трупа, что ли?

— Ага.

— Ясно, мой кукушонок!

Пыль еще не осела после очередного набега покупателей, а на нашем складе снова «Петров», «Орлов», «Горбачев», «Асланов», «Распутин» и все, что требуется для такой теплой компании!

Шурик спустился в кафе.

Несколько столиков, легкие ограждения, полосатый тент над головой.

За столиком, приткнувшимся к красной кирпичной стене гостиницы, скучали длинноволосые тинейджеры. Человек семь. Они так походили друг на друга, будто их сделали с помощью фоторобота. Побитые носы, синяки под глазами, патлы до плеч. Ладони тинейджеров сами собой, независимо от предполагаемого сознания, отбивали по столику сложный, постоянно меняющийся ритм. Ни жизнь, ни погода, ни выпивка, ни соседи по столикам тинейджеров не интересовали.

Вечеринка молчания. Вечеря равнодушных.

В глазах тинейджеров, дьявольски пустых, ничего Шурик не увидел, кроме извечного, как звезды: «Козел!»

Соседний столик тоже был занят.

Только тут сидели мужики в расцвете лет.

Младшему под сорок, старшему за пятьдесят. Золотой возраст, лучше просто не бывает. Любохари, любуйцы, сказал бы Роальд, обожающий цитировать глупости Лени Врача. Даже странно, подумал Шурик. Нет человека более самостоятельного, чем Роальд, а такая зависимость от дружка…

В половинчатых шляпах

совсем отемневшие Горгона с Гаргосом,

сму-у-утно вращая инфернальным умом