Марина Дяченко - Эмма и Cфинкс

– Скажи, – проговорила она через силу, – когда мы говорили с тобой… Тогда… когда еще был… был Саша – ты сказал, что не все лестницы ведут вверх… И еще что-тo насчет одноглазой собаки Баскервилей.

– Да.

– Ты знал, что это я, а никакой не Саша.

– Разумеется.

– Но ты знал, что меня отстранят от роли. Знал?

Под окном чирикал ошалевший от весны воробей.

– Да.

Она перевела дыхание.

– Видишь, я же не спрашиваю, откуда ты знал… Но почему ты не предупредил меня?

– Что тебя отстранят? Как я мог тебя предупредить?

– Открытым текстом, черт возьми!

– Если выбросить всю эту историю – всю – из твоей жизни, ты стала бы богаче?

Эмма перевела дыхание.

– Послушай… Когда мы с тобой встретились в первый раз… На Иришкиных смотринах… Ты знал, что я позво­ню тебе, как Саша?

Росс улыбнулся. Эмма поняла, что напоминают сейчас его глаза – ночное августовское море с искорками в глу­бине. Море, которое светится. В толще его проплывают огни, похожие на огни самолетов в темном небе.

– Росс?! Ты знаешь, что будет с нами через месяц? Через год? Ты действительно знаешь? Ты смотришь в будущее? Это возможно, это правда?

Он рассмеялся:

– Ты похожа сейчас на одну из моих учениц. Она вот так же раскрывает глаза, когда ей удается решить задачу: «Это правда?!»

Эмма замолчала. Барс, которого она полагала уже своей кошкой, уходил далеко в пустыню. Конечно, oн еще вернется, вернется – но близко не подпустит…

– Кто ты? – повторила она беспомощно.

Он поднялся из-за стола – она сразу же поднялась тоже. Он положил руки ей на плечи, привлек к себе:

– Я твой друг. Что бы ни случилось.

Взгляд его плыл, направленный куда-то внутрь. Эмма мигнула. Наверное, так улыбаются сфинксы.

Прошло полгода, прежде чем она вышла замуж за Ми­хеля. Вскоре после этого Михель получил новое назначе­ние, они уехали в страну небезопасную и жаркую, с лихо­радкой, москитами и ночной стрельбой на улицах, жить приходилось за запертыми дверями, без театра, почти без книжек, но зато с Михелем, который был отважен и за­ботлив, как капитан большого корабля в неспокойном тропическом море. Еще через год у них родился сын. Назвали Ростиком.

Малыш уже ходил и даже бегал, когда Михеля отозва­ли наконец домой, и некоторое время они жили в Вене, спокойно и счастливо, и каждое воскресенье Эмма зво­нила Иришке. Игорешка учился на третьем курсе чрезвычайно престижного вуза. О Россе говорилось, что он жив-здоров – и только. Эмма много раз звонила и ему, но никто не брал трубку…

Снова наступила весна. Уже в начале апреля Эмма начала беспокоиться – ей казалось, что приближается что-то важное, приближается неотвратимо. Наверное, дело было в тех прощальных словах Росса, в его записке.

Провожая ее в аэропорту (она не хотела, чтобы он при­ходил, но, уже увидев, не решилась прогнать), он сказал, глядя на нее своим странным, неподвижным и одновре­менно будто «плывущим» взглядом:

– Тринадцатого апреля, ровно через два года, не за­будь, пошли телеграмму… Со своим обратным адресом.

И сунул ей в ладонь свернутый листок бумаги. Уже в самолете Эмма развернула его – там был незнакомый адрес, больше ничего. И вот теперь, спустя два года, Эмма вспомнила о дате, которая наступит через несколько дней. Вернее, она ни­когда о ней не забывала. Ей становилось тепло и не по себе, когда она думала о Россе. О том, что он знает о ее будущем. Вдруг в эти ап­рельские дни ее – или Ростика, или Михеля – ждет беда?!

Она послала телеграмму рано утром тринадцатого. Восемнадцатого по почте пришел пакет. Руки у Эммы тряслись, когда она вскрывала его. В пакете было большое письмо, написанное на плот­ной бумаге от руки.

«Добрый день, Эмма. Прости, что расстраиваю тебя, но вчера, семнадцатого апреля, я умираю. Там, где ты сейчас, меня уже нет, поэ­тому я не могу точно сказать тебе, как дальше сложится твоя жизнь. Мне кажется – ведь я теперь могу только до­гадываться! – что все будет…»

Эмма выронила письмо и бросилась к телефону.

…У Иришки был напряженный, какой-то жалкий голос:

– Да… Откуда ты… да, это так ужасно, совсем молодой еще мужчина, инфаркт… Я не хотела тебе звонить… Но кто тебе сказал?!

– Он сказал, – отозвалась Эмма тихо.

– Что?!

– Прости… Я завтра перезвоню.

«…Мне кажется – ведь я теперь могу только догады­ваться! – что все будет хорошо и с тобой, и с Михелем, с Ростиком. Эмма, теперь я могу объяснить тебе, кто я и что со мной происходит, я постараюсь объяснить тебе, только ты читай внимательно. Твоя жизнь – и жизнь любого человека – отрезок, за­ключенный между точками рождения и смерти, а сознание движется по линии – по течению времени – как острие карандаша, эту линию ведущего. А я заполняю своим присутствием каждую секунду каждого своего дня. Вся моя жизнь – мгновение. Я не могу описать тебе… Это как аккорд. Это не механическая сумма, это…