Владимир Фирсов - Срубить крест[журнальный вариант]

— Я прошу дать мне пять минут отсрочки. Моя лошадь нездорова, и я хотел бы ее сменить.

Остроносый кавалер окинул меня мерзким взглядом — я даже поежился под броней — и проворно вылез из кресла.

— Кавалер отказывается от поединка? — громко спросил он. — Кавалер испугался боя с соперником?

— Да не отказываюсь я! Мне нужно пять минут, чтобы сменить лошадь.

Он смотрел на меня с ядовитой ухмылкой.

— Поскольку бой уже объявлен и соперник ожидает на Ристалище, по кодексу конного боя его следует объявить победителем…

Тут меня словно кипятком ошпарило. Я вспомнил, откуда мне знакома эта длинноносая рожа!

— Кавалер же, отказавшийся встретиться в честном бою с соперником, изгоняется с позором из числа Соискателей, вымпел его всенародно срывается и попирается ногами… — открыто издеваясь, нараспев читал судья.

Я быстро оглянулся — не помешает ли мне Петрович? Но тот стоял спиной к нам у балюстрады и разглядывал моего гарцующего соперника. Ну и хорошо. Эх, птиценосый, ты меня видишь впервые, а я тебя уже видел — на портрете, за спиной у Ганелоны, — и теперь знаю, что ты за птица! Сейчас я сделаю мгновенное движение, которое ты даже не увидишь, и ты сложишься пополам, тихо ляжешь на землю и будешь лежать долго, достаточно долго, чтобы я успел вышвырнуть из седла своего соперника. А когда ты немного оживешь, я шепну тебе несколько слов, после которых ты никогда не захочешь становиться мне поперек дороги!

Судья был глуп, как пень, и инстинкты самосохранения у него начисто отсутствовали. Иначе он не посмел бы разинуть рот и заорать ликующим голосом:

— Объявляется, что ввиду отказа…

«Сам виноват, — подумал я, незаметно разворачивая плечи и расслабляя кисть. — Эх!..»

Но ударить я не успел, потому что пальцы Петровича намертво сковали мою руку.

— Второй кавалер тоже не может биться, — сказал Петрович, дружески обнимая судью за шею и поворачивая лицом к Ристалищу. От этого легкого прикосновения глаза у судьи вылезли из орбит, рот приоткрылся, а лицо начало синеть. Но Петрович знал меру — через две-три секунды он отпустил обмякшего судью и даже поддержал его за локоть, чтобы тот устоял на ногах.

— Обрати внимание, судья, второй кавалер тоже не может биться, — повторил он флегматично. — У него что-то случилось с лошадью. Видишь, она лежит на траве?

— Видимо, сегодня невезучий день для лошадей, — сказал я судье, ласково улыбаясь. — Я думаю, что надо объявить перерыв минут на пятнадцать-двадцать. Неужели у тебя есть возражения?

Судья ошалело крутил головой, потирая шею.

— Н-нет… Не возражаю, — прохрипел он. Голос явно не слушался его. Он подозвал герольда и приказал объявить перерыв.

Я был готов расцеловать Петровича — я не сомневался, что все это его проделки.

— Петрович, побудь тут с судьей, — сказал я. — Ты посидишь здесь, судья, пока я буду готовить лошадь? Ее, по-моему, уже привели…

— Да-да, я посижу, — с готовностью пролепетал судья, оглядываясь на могучую фигуру Петровича.

К моему удивлению, Росинант выглядел достаточно бодро. Видно, мои таблетки слегка взгорячили его старческую кровь. В бой он поскакал не то чтобы очень уж резво, но все же не плелся шагом. Первое копье я сломал безрезультатно. При второй схватке я ударил точней, и мой противник шлепнулся наземь.

— Что ты сделал с лошадью? — шепотом спросил я Петровича, когда он подошел ко мне после боя.

— Я усыпил ее, — ответил тот.

— Каким образом? Ты ведь не отходил от меня.

— А мне не надо для этого отходить, — Петрович вытянул вперед палец, и я понял, где скрыто его оружие.

— У тебя что, в каждом пальце по сюрпризу? — спросил я озадаченно.

Только сейчас я начал понимать, какого могучего помощника дала мне Земля.

— Сюрпризы — только в правой руке, — ответил Петрович. — В левой у меня индикаторы. На радиацию, яды, микроорганизмы… Но я надеюсь, что они нам не пригодятся.

— Я тоже надеюсь, — ответил я, с уважением глядя на робота. Я еще не догадывался, что все его индикаторы окажутся здесь бесполезными.

К лошадям в королевской конюшне приставили охрану — пять назначенных Ганелоной придворных поклялись не отходить от них ни днем, ни ночью. Только убедившись, что опасность с этой стороны больше не угрожает, я отправился к себе, чтобы отдохнуть.

Я шел пустым темным коридором, когда меня тихонько окликнули. Это был диспетчер Фей. Я провел его к себе и попросил Петровича проверить комнаты. Замки замками, а за мое отсутствие сюда могли подсунуть любой сюрприз — от подслушивающего аппарата до мины под подушкой. Рюдель, по-видимому, уже понял, что я его главный враг, и мог пойти на любую подлость, чтобы устранить меня со своего пути. Петрович прошелся по комнатам, но ни один из его многочисленных индикаторов не обнаружил опасности.