— Помнишь, мы читали стихи? — спросила она. — Какое мы не поняли?
— Что-то насчет одиночества. Я не помню начала.
— Я помню, — Она процитировала:
— «Великое спокойствие также двусмысленно, маниакально и свободно, как великое отчаяние...»
Голос позади них продолжил, и они обернулись.
— ...крик любимцев в разграбленной ночи, отвернись, поэт, к древним грезам, пока слезы падают в море при лунном свете... Дальше не помню.
— Где ты слышал это? — спросил Джон. Матрос вышел из тени кабины.
— Мне сказал это мальчик с такой чудной парой. Он говорил, что сам написал это.
— Какой мальчик с парой?
— Ну, ему наверное, лет двадцать. Для меня мальчик. Они были здесь втроем. У мужика больно уж занятная голова. Он больше сидел в своей кабине, а мальчик ходил повсюду, со всеми разговаривал, читал свои стихи.
— Видимо, Катам очень торопился, если уехал без какой-нибудь жизненной пены, — сказал Джон.
— Не удивительно, что нет записей, что их геликоптер ушел на материк, — сказала Алтер. — Они, наверное, спрятали его в городе, а сами сели на судно. Джон, он сказал, что Ноник ходил повсюду, болтал со всеми, возбужденный и довольный. Что-то не похоже на человека, жену которого только что...
— Я не сказал «довольный», — перебил матрос. — Скорее, истеричный. Он задавал вопросы странные. Но иногда ходил, отвернувшись от всех.
— Это уже больше похоже, — сказал Джон. — Давно это было?
— В тот самый день, когда бомбили министерство.
— Итак, они тоже отправились на материк, — сказал Джон — Где они высадились?
— Там же, где через два часа будете и вы.
Они остановились за час до рассвета. Судно должно было взять груз днем, когда все пассажиры высадятся.
— Никому не хочется ждать дневного света, — сказал матрос, — но здесь множество недов, а ночь — их время. — Он указал на темную груду неподалеку.
— Что это? — спросила Алтер.
— Цирковой корабль. Он возвращался из турне по материку. Неды напали на него, разграбили корабль и сожгли. Куча народу убита. Это случилось месяц тому назад. Я же говорю, здесь полно недов.
Каждый человек, идущий в какой бы то ни было завершенности, смотрит в определенном направлении. Из этого направления он приближается к каждому наблюдаемому случаю и разглядывает одну его сторону. Но кто-то другой, возможно видит другую сторону. Когда Алтер в Тороне кричала королеве-матери: «Сделайте один порядочный поступок в своей жизни», молодой нед, подошедший к ним раньше, повернулся и скрылся в ночи. Это был Кино.
Неизвестно, почему эта фраза из всего разговора так поразила парня из низов и осталась в его памяти, в то время как весь эпизод показался ему одним из многих необъяснимых вещей, которые он видел на улицах. Он не узнал Джона. Он не связал невнятную речь с больничной одеждой. Но по собственным причинам он размышлял над этой истеричной властностью старухи, пока шел по набережной.
Он задумчиво вынул из кармана кусок мела и написал на остатках военного плаката на стене: «Ты попал в ловушку...»
— Кино?
— Джеф, — Кино обернулся.
— Значит, это ты пишешь этот вздор на стенах?
— Вроде того, — нахмурился Кино, думая, остаться или уйти. — Что ты здесь делаешь, Джеф?
— Это моя территория. Хочешь сказать, что я не могу ходить по ней?
— Нет, Джеф. Я ничего такого не думаю, — он положил мел в карман. — Ну, Джеф, ты когда-нибудь совершал порядочный поступок... ну, сделал что-нибудь, чем мог бы гордиться?
— Я горжусь, — сказал Джеф, сжав кулаки.
Кино отступил, но продолжал:
— Чем гордишься, Джеф?
— Проваливай.
— Сейчас, минутку, Джеф, чем тебе, черт возьми гордиться? Никто тебя не уважает. Думаешь, после того дела с бабой Новика парни считают тебя бугром? Не-а. Ты — маленькая обезьяна, такая маленькая, что, по их мнению, тебе и делать здесь нечего. Может, прямо сейчас их артель сидит где-нибудь и соображает, как взять тебя и разорвать на кусочки, вроде как ты уделал Ренну. Может, тебя уже ждут, обезьяна, и придумали, как выкурить тебя из твоей норы.
Все это было чистейшей выдумкой, но Кино, начав говорить, увидел шанс отомстить за друга.
— Чего ради ты мне это говоришь?
Кино пожал плечами.
— Просто люблю предупреждать людей. Я всегда это делаю, — он почувствовал, что его способность к блефу начинает падать. — Гляди в оба, — добавил он и пошел. Тот же страх, что заставил его придумать месть, стер легкий интерес к фразе Алтер. Он быстро шел по улице и думал: все равно, я напугал его! Осторожнее будет разгуливать!
Читать дальше