Евгений Прошкин - Механика вечности

Подобрав синхронизатор, я расстегнул рубашку. Живот по-прежнему ныл, но так слабо и неназойливо, что я давно уже не обращал на него внимания. Бинт растянулся и не слетал только благодаря присохшей крови. Я завел руку за спину и, отогнув нижний край повязки, засунул под нее дырокол, затем подвигался, проверяя, не выпадет ли, и снова замер. Второй прибор лежал в кармане или наоборот: именно его я спрятал, а тот, что выкинул Тихон, переложил в джинсы, впрочем, это скорее всего не имело значения.

Но каким образом он собирается вернуться без машинки? Те, кто стрелял в Куцапова, ушли еще при нас, значит, от них он помощи не получит. А Тишка? Неужели он оставил его одного? Там, в мельтешении версий, в болоте времени, в каменной мгле. Там — нигде… Он не посмеет его бросить, он должен взять его с собой. Куда?

Я наступил на что-то твердое и посмотрел под ноги. Оплавленный кусок черного с белыми вкраплениями мрамора, круглый, как галька.

На верхней площадке было столько крови! И большая часть пуль потерялась по дороге, она досталась не мне, не Коляну — кому-то еще, оказавшемуся между нами и двумя пулеметами.

Тихон сказал, что не доживет до старости, он уже тогда знал, чем все это закончится, но при чем тут трехлетний Тишка? Он испугался, что когда-нибудь ребенок вырастет…

Михаил донес Куцапова до машины и повез его умирать на кремовом покрывале, а я все еще стоял под лестницей и не мог прийти в себя. Тихон сам пошел под свистящие очереди и вместе с собой он привел Тишку.

У меня еще будет время его отговорить, успокаивал я себя, ведь машинка здесь, без нее из тридцать восьмого им никуда не деться. Прежде чем ее отдать, я поставлю Тихону ультиматум. Если он самоубийца — черт с ним, пускай. Но ребенка он не тронет, Тишка сам должен выбрать, кем ему стать — психом, гением или кем-то еще. Впрочем, мне с трудом верилось, что из этого что-то получится. Перехитрить его я смог только однажды, да и то неизвестно, сильно ли он сопротивлялся.

Дом был старым, и его могли скоро снести, поэтому пользоваться дыроколом в подъезде я не решился. Выйдя на улицу, я направился к ближайшим многоэтажкам, но дойти до них мне не удалось. Прямо передо мной затормозил микроавтобус с выгоревшими шторками на окнах, и чьи-то крепкие пальцы, сжав горло, втащили меня внутрь. В фиолетовом салоне было тихо и душно. Проворные руки в мгновение ока натянули мне на голову шерстяной чулок и обшарили карманы. Ладони приклеились к подлокотникам — мне они больше не подчинялись.

— Есть, — сообщил кто-то.

— Хорошо, — ответил мелодичный голос. Женский. Удивительно знакомый. Чей?

— Попытка вмешательства. — Снова мужчина.

— Это. что ли? — Скупой смешок. — Уже откорректировали, оставь ему на память. Что они там откорректировали?

— Кто вы? — спросил я в темноту.

— Еще?

— Все. Ключи, платок. Тьфу, грязный!

— Верни.

— Ксюша, ты?!

В салоне воцарилась гробовая тишина. Кто-то кашлянул.

— Разуй его.

— Но…

— Выполняй.

С меня сняли шапочку, и я увидел то, чего так боялся. Напротив сидела Ксения, суровая и сосредоточенная, по обе стороны от нее разместились какие-то крепыши с типовыми лицами героев.

— Тебе известно мое имя?

— И кое-что еще, — игриво заметил я.

— Пассажир, это не в твоих интересах.

— Как ты вернулась? Ведь дырокол у меня.

— Не понимаю.

— Отдай машинку, я не закончил одно дело.

— Дело?

— Мне нужно послать письмо, — соврал я.. — Получить — получил, а послать некому.

— Какая глупость.

— Я должен себя кое о чем предупредить.

— Это старо, пассажир.

— Нет! Предупредить, чтоб не совался.

— Ты же сказал, что получил. И сунулся. Смысл?

— Но у следствий нельзя отнимать их причины! — вспомнил я фразу Тихона.

— Ты знаешь, чьи это слова?

— Да.

— Плохо. Сполоснем пассажира.

Один из амбалов откинул замаскированную в стенке панель и осторожно достал какой-то инструмент, гибрид шприца и пистолета.

— Не больно. Просто кое-что забудешь.

— Промывка памяти? Вы этого не сделаете. Ты не посмеешь, поняла?

Мне стало смертельно обидно за себя и свои воспоминания. Кто я без них? Что от меня останется?

— Не трогайте, гады! — закричал я. — Не имеете права! Вы люди? Отпустите! Ксюха! Ты сама, дрянь, забыла, и мне…

— О чем ты?

— О твоем брате…

— У меня нет брата.

— О матери, то есть сестре, о дубленке, о Шурке — как ты его, дядя Саша? — еще об одном… об одной сволочи, обо всех!!

Ксения надолго задумалась, потом посмотрела мне в глаза. Что она там разглядела? Я не знаю.