Евгений Прошкин - Механика вечности

Я пинком отправил ботинки в угол, машинально поправил куртку на вешалке. Не забыть заменить «молнию» — скоро зима. Из прихожей была видна часть комнаты: неубранная постель и письменный стол с компьютером. Возле клавиатуры лежала пачка черновиков в картонном скоросшивателе. Краткий вопль фанфар возвестил о начале выпуска новостей.

Или не было ничего? Пригрезилось?

— Миша, ну где ты там? — крикнули с кухни. — Иди, полюбуйся.

Оба рыжих, старший и младший, синхронно уплетали макароны с тушенкой.

— Ешь, остынет. — Тихон придвинул мне тарелку и, уставившись в телевизор, спросил. — Кто приходил-то?

— Поклонница за автографом.

— А… Во, во, смотри!

Посреди каменистого ядовито-желтого пространства возвышался сияющий город: белоснежные и розовые корпуса жилых домов, ячеистые зеркальные башни, маленький прогулочный вертолет над крышами.

— В пригороде Багдада состоялся очередной конгресс народов Ближнего Востока. Форум прошел в специально построенном комплексе, громко названном «Юниверс-Кэпитал», что переводится как «столица вселенной». Пока это всего лишь поселок с населением в несколько тысяч человек, но, быть может, в недалеком будущем…

— Весьма недалеком, — пообещал Тихон. — Ты понял?

— Как не понять. Наелся, Тишка? Еще хочешь?

— Не, спасибо. — Мальчик выскочил из-за стола и убежал в комнату. — Ух ты, у тебя компьютер есть? И книжек столько! Я почитаю.

— Он что, серьезно?

— Да нет, рисуется. Не похожи мы с ним?

— Зачем ты его выдернул? Будешь теперь с собой таскать, лепить новую биографию? У человека хоть какое-то детство имелось.

— Со мной безопаснее.

— Уверен? За тобой Фирсов охотится!

— За ним — тем более.

— Странный ты мужик, Тихон. Два раза пытался меня убить, а от чужих пуль спас.

— Гражданская война, обычное дело. Для того и спас, чтобы третью попытку себе оставить. Спасибо за обед, пора нам.

— Значит, какой-то план все же есть?

— План… — тяжело вздохнул Тихон. — Пройдусь по времени, посмотрю, где что можно исправить. В Фирсова постреляю. Уже, знаешь ли, привычка: если к вечеру его не казню, засыпаю плохо.

«Никаких идей, — с ужасом осознал я. — Ни замыслов, ни воли к их исполнению. Нет даже надежды, что из этого что-нибудь получится».

— Если, допустим, не позволить мне передать Фирсову то письмо…

— Решающей роли оно не играет.

— Или снова наведаться к Алене?

— Не терзайся, Миша, это бесполезно.

— Все потеряно?

— Почему же? Пока остается синхронизатор… — Тихон не закончил, но я прекрасно понял, что он хочет сказать.

То же самое говорил и я, когда отнес в «Реку» рукописи. А за сорок с лишним лет до этого Фирсов уже начал строить свою Вавилонскую башню.

— Ты хоть раз видел нормальное будущее? — спросил я. Больше из спортивного интереса, чем из-за желания услышать правду.

— Да, — сказал он. И честно добавил:

— Однажды. Две тысячи сто десятый год. Это рай.

— Где он сейчас, твой рай? Только в памяти.

— Он существует, — возразил Тихон. — Там, где не было синхронизатора. Там все развивалось естественным путем, там… Знаешь, что я оттуда вынес? Кроме приятного впечатления, конечно.

— Оружие, — легко догадался я.

— Вот так, Миша.

В дверь опять позвонили. Я поднялся с табурета и пошел открывать, на ходу соображая, как отшить надоедливую соседку.

— Побрился? — с порога бросил Кнутовский и, не дожидаясь приглашения, ввалился внутрь. — Молодец, а то смотреть тошно. Кто это у тебя? Здравствуйте, — поприветствовал он Тихона и принялся расшнуровывать обувь. — Надеюсь, гости нас извинят. Работа есть работа.

— Какая еще работа?

— Обыкновенная. Хватит отдыхать, заводи свой драндулет. С повестью пока обождать придется. Бумага есть? Я же тебе велел на складе получить! На чем распечатывать будем?

— Ты чего раскомандовался? — возмутился я. — Пришел в гости — веди себя прилично!

— Как ты сказал? — Шурик бросил ботинки и вплотную приблизился ко мне. — Не забывайся, Мефодий, не надо. Мы хоть и друзья, но всему есть предел.

— Так вы тот самый Александр Кнутовский? — вмешался Тихон, отодвигая меня в сторону. — Много о вас слышал, давно мечтал познакомиться.

— Очень приятно, — сухо улыбнулся Шурик. — Это кто? — бесцеремонно обратился он ко мне. — Еще один подающий надежды? Любишь ты с ними возиться, время тратить. Давай, Мефодий, садись. К утру не управимся — Одоевский шкуру спустит. Напрасно мы Локина раздраконили, его, оказывается, сам Иван Иванович почитывает. Будем хвалить. Идейная выдержанность, социальная направленность, что там еще? Стилистическое богатство.