Евгений Прошкин: Слой

Здесь. Здесь он и сдохнет. И даже не узнает, достиг ли цели, вот что обидно. Пришкварило того толстопузого или нет? А если откачают? Глупо, глупо, по-другому надо было, ну да что теперь...

Константин отыскал ржавую кабельную стойку и, направив фонарик в сторону перекрестка, закрепил проволокой. Затем отошел в тень и вытащил из заднего кармана плоскую фрезу. Сделал, как учили, несколько глубоких вздохов и сконцентрировался. Второй попытки не будет.

Выскочив в проход, охранник на мгновение ослеп и пальнул наугад. Обтекаемая, непривычной формы, винтовка работала без отдачи и почти без шума — количество выстрелов Костя подсчитал по визгам где-то возле правого уха.

Парень с открытым сосредоточенным лицом стоял точно в центре желтого конуса. Проморгавшись, он определил источник света и дал короткую очередь чуть пониже. По стене запрыгали искры, но фонарик не пострадал. Догадавшись, что его обманули, охранник повел стволом, но его время вышло. Костя выбросил руку вперед, и в воздухе мелькнул сияющий диск.

Константин называл его сюрикеном, хотя это было громко сказано. Однажды, забредя на разоренный завод, он прихватил с собой несколько таких штучек и потом от нечего делать метал их во что придется. Некоторые смеялись, но сотник одобрил. Так он и тренировался, пока не растерял все до последней. Костя не помнил, где и когда купил новую фрезу, главное, что теперь она спасла ему жизнь.

Зубчатый диск воткнулся в лоб с сухим деревянным треском. Сюрикен вошел на весь радиус чуть повыше левого глаза — охранник еще успел удивленно моргнуть и, выстрелив в потолок, медленно завалился на спину.

Константин взял фонарик и, перешагнув через раскинутые ноги убитого, поднял ружьишко. Автоматическая винтовка австрийского производства, более надежная, чем воспетый лжепатриотами «калаш», — это как раз то, чего ему не хватало. Пластиковый корпус и скошенные формы придавали ей вид стремительно несущейся рыбины. Пожалуй, не всякий мент поймет, что это оружие, а не детский пугач с лампочкой в стволе. Рожок на сорок пять патронов, израсходовано не более пятнадцати. Если пузатого и спасут, все равно — оно того стоило.

Костя отряхнул забрызганные джинсы и пошел назад. Вскоре он выбрался в знакомый тоннель и, восстановив в памяти карту, дошел до квадратного люка. Смазанный накануне штурвал крутился тяжело, но без скрипа. Минут через двадцать он был на «Шаболовской».

Когда по металлической лесенке в конце платформы поднялся человек без оранжевой фуфайки, кое-кто из пассажиров обратил на это внимание, но для хулигана мужчина выглядел слишком усталым, поэтому о нем тут же забыли.

Константин сел рядом с читавшей блондинкой и покосился на книгу. Механически пробежал пару абзацев и, зевнув, отвернулся — дама увлекалась любовными романами. Он глянул на часы — скоро восемь. Настя ворчать будет. Купить ей, что ли, пирожное? Все равно будет ворчать. Спросит, где носило. А кстати, где?

Он попытался вспомнить, но у него не получилось. Нахмурился, потер макушку — без толку. Костя не знал, где прошлялся два с лишним часа, но еще более странным казалось то, что его это нисколько не тревожило. Вроде так надо.

Если бы ему — Константину Роговцеву, тридцатилетнему преподавателю географии в средней школе, женатому, несудимому, — кто-то рассказал, что совсем недавно им убиты шесть человек, он бы даже не улыбнулся. Дурацкая шутка. Если б ему поведали о тайнике с дистанционным взрывателем и снаряженным «штайром», он бы только пожал плечами. Не слышал Костя ни про какие «штайры».

Жена не ворчала. Сунула под нос ужин и ушла смотреть телевизор. Обиделась.

Костя энергично поглощал макароны с подливкой, невольно воспринимая бухтение ящика за стеной. Когда заговорили о заказном взрыве у дома банкира Батуганина, он не выдержал и, торопливо набив рот, заглянул в комнату. Показывали обгоревший «Мерседес» и накрытые черными мешками носилки. Диктор объяснял про водосточную трубу, но Константин отвлекся: его вдруг заинтересовала отодвинутая крышка канализационного колодца. Что-то в ней было... зудящее.

На экране появилась жена покойного — заплаканная, но не растерянная. Словно она была к этому готова.

— Представляешь, сколько ее серьги стоят? — спросила, отменяя бойкот, Настя. И, помолчав, вздохнула: — Живут же люди.

В туалет хотелось не так чтоб очень сильно, и он решил поваляться еще. Свет то набегал на веки, то сползал куда-то вниз — наверное, дерево за окном качается или занавеска. Вставать все равно придется, но потом, а пока можно...