Евгений Прошкин - Слой

Константин почти наверняка знал, что «девятка» с сюрпризом, но выбора не было. Медленно, не выпуская из поля зрения ближнего мента, он обошел машину сзади и резко распахнул дверцу. Ключи действительно были на месте. Перехватив нож, он затолкал девочку на правое сиденье и сразу же, не давая возможности прицелиться, прыгнул за руль. Мотор заурчал мягко и чисто, без посторонних шумов.

Вряд ли кто-то из прохожих сообразил, что произошло на остановке. Все заняло секунд десять или пятнадцать и кончилось, не успев начаться.

Дорога вела под горку, и Константин тронулся со второй. Преследования не было, и это ему совсем не понравилось. Либо в машине стояла блокировка зажигания, либо еще какая пакость. Относительно радиомаяка можно было даже не сомневаться.

Разогнавшись до пятидесяти, Костя перешел на нейтралку, но продолжал потихоньку газовать — ему было интересно, как далеко его отпустят.

Спуск перешел в ровный участок, и скорость стала падать. Избегая подъемов, Константин несколько раз повернул. Встревоженно посмотрел в зеркало — сзади маячил лишь обычный рейсовый автобус. Устраивать погоню опера не рискнули. Ну и правильно.

— Константин Алексеич, куда вы меня везете? — беззаботно спросила девочка.

— Тебя Маша зовут?

— Наташа.

— Какая разница. Не бойся, Наташа. Это у нас учения. По гражданской обороне.

— Константин Алексеич, мне на концерт! — требовательно сказала она.

Костя усмехнулся и спрятал нож в сумку.

— Ну, если это тебе не концерт, тогда извини.

Прижавшись к парапету подземного перехода, он ударил по тормозам и выскочил из машины. Наташа проводила его недоуменным взглядом. Раньше за географом таких странностей не водилось.

— Блокировку! Блокировку включай! — орали со всех сторон мужичку в кепке.

Он достал маленький пульт, поддел ногтем антенну и, с сомнением посмотрев на единственную кнопку, убрал обратно.

— Блокируй!..

Деревенский мучительно закрыл глаза и, стянув кепку, вытер ею лицо.

— Надо было брать, — неодобрительно заметил старик с бутылками.

— Какой, на хер, брать?! — взвился мужичок. — А с родителями девчонки ты бы потом объяснялся?

— Раньше надо было, у квартиры.

— Мне не нужна верхушка айсберга. Он мне нужен весь. Или ты тоже думаешь, что он столько народу в одиночку положил?

— Ничего я не думаю, — буркнул старик, снимая засаленное рубище и расправляя вовсе не узкие плечи. — Упустили мы его. В управлении на шишку посадят. Вот что я думаю.

— А мы с нее и не слезали.

Судя по тому, как свободно он получил оружие, Маэстро его уже проверил. Петр критически осмотрел бесприкладный «АКСУ» и брезгливо вытер руки — затвор был густо смазан солидолом. Сапер подошел к пластмассовому баку и двумя пальцами вытащил ветошь — дырявую, но чистую тельняшку.

— Действуй, — коротко сказал он.

Вряд ли парня звали Сапером — он вообще не соизволил представиться, — но Петр окрестил его именно так. Это был тот самый спец, который руководил в подвале. К каждой второй фразе он прибавлял слово «медленно» и сам все делал не торопясь, точно постоянно находился среди мин-растяжек. Петр как-то поинтересовался, способен ли он на какие-нибудь быстрые движения, ну, например — когда на бабе. Сапер тогда промолчал, но было видно, что вопрос ему не по душе. С тех пор прошло шесть дней, но отношения у них так и не наладились.

На уголовный элемент ни Сапер, ни Маэстро не тянули. Наколись они иконами хоть до макушки все равно любой пацан на улице определит, что люди они несудимые. Дисциплина из них так и лезла, но главное — это Петр отметил сразу — обоим подошел бы синий околыш на фуражке и погоны с приснопамятным «ГБ». Это было не хуже и не лучше. Отделы госбеза, становящиеся чьими-то крышами, крыши, заводящие собственные службы безопасности, — Петра не волновало, на кого работает медлительный Сапер, Петру было все равно, чья пуля воткнется ему в затылок.

Сапер изображал из себя инструктора, но в инструкторах Петр не нуждался, поэтому функции незваного воспитателя ограничивались ролью няньки. Сапер сопровождал его в узких катакомбах бункера, на полевых занятиях по стрельбе и вообще везде, вплоть до сортира. И, кажется, очень этим тяготился.

В одиночестве Петр оставался только на ночь. Его поселили в весьма благоустроенной камере с душевой кабиной, ковром на полу и даже телевизором. По «ящику» Петр узнавал новости чужой страны, а пару раз — надо думать, из-за случайного стечения обстоятельств — по нему же получал приветы от чужой жены и постороннего сына.