Евгений Прошкин - Слой

— На студии звукозаписи. Работа механическая — кассеты вставлять-вынимать, но платят хорошо.

— Ой, Костюнчик! — мгновенно растаяла супруга. — Костик, милый! А сколько?

— Не знаю пока. Сначала испытательный срок, потом все определится. Но к зиме будешь в дубленке, это я обещаю.

— А школа?

— А что школа? С сопляками воевать? Обрыдло. Пора о семье позаботиться, верно9

— Да ну их, сопляков, — радостно махнула рукой Настя.

— Работать буду по десять часов, — продолжал он, швыряя в жену одно счастье за другим. — Кстати... — Он посмотрел на часы: без пятнадцати пять. — А, еще не скоро. Мне к одиннадцати. Отдохну немножко.

— Как к одиннадцати? Ночная смена?

— Конечно. Техника у них дорогая, невыгодно, чтоб простаивала. Пашет круглые сутки. Первый месяц, как практиканту, придется в ночную. Так что пойду прилягу. Ты меня не буди.

— А покушать?

— Пойду прилягу, — настойчиво сказал Костя и, обняв супругу, легонько ткнул ее в сонную артерию.

Оставалось надеяться, что до видеонаблюдения в квартире дело не дошло. Константин бережно опустил Настю на пол и, стараясь, чтобы голос звучал естественно, сообщил:

— Это мне Федор работенку сосватал. С первой зарплаты придется уважить человека. И жену его пригласим, Ирину... Ирину-то? Да ты ее знаешь. На Восьмое марта, помнишь?

Никакой Ирины Настя помнить не могла, так же как Федора, — Костя выдумывал их на ходу, заглушая трепом шорох в гардеробе. Он поковырялся в стопке постельного белья, пока не нащупал жиденький сверток.

Из так называемых драгоценностей у Насти имелась тоненькая цепочка, подаренная географом на день рождения, легковесный кулон из серии «знаки Зодиака», три убогих колечка и серьги в виде листиков. Сюда же Константин добавил собственное обручальное кольцо. Настино он трогать не стал — грех, да и возни много.

Денег оказалось около трехсот рублей. Костя подумал, вздохнул и сунул их в задний карман. Решение бросить чистоплюйство больших дивидендов не принесло: с последних пяти адресов он вынес всего полторы тысячи. Приговоренные жили, как назло, один беднее другого.

Перейдя к следующему отделению, Костя собрал все свои документы. Затем взял маленькую спортивную сумку, вытряхнул на пол какое-то тряпье и сложил в нее все, что могло пригодиться в ближайшее время: трусы, носки, белую футболку и пиджак. Спохватился про бритвенные принадлежности, но, поразмыслив, взял лишь мыло и чистое полотенце. Затем зашел на кухню и медленно, опасаясь скрипа, выдвинул верхний ящик стола. Среди вороха потемневших, донельзя сточенных ножей выбрал тот, что заприметил уже давно, — с коротким широким лезвием и увесистой ручкой из твердой пластмассы. Кроме этого, он захватил засаленный брусок — с его помощью Костя планировал превратить нож для рубки мяса в приличную финку.

Проходя мимо лежащей Насти, он проверил пульс. Сон супруги был глубоким и спокойным — часа на два как минимум.

Костя посмотрел на циферблат — начало шестого. Постоял, борясь с желанием присесть на дорожку. Сентиментально провел ладонью по стене. Нахмурился, покусал губу. Настя, школа, скупой и скучный быт — все это относилось к кому-то другому. К усатому. А дом... он был из той жизни. Дом был родным.

Константин неслышно отомкнул дверь и выскользнул на площадку. Вместе с квартирой он бросал что-то еще — важное и в отличие от Настиных побрякушек действительно ценное. Но иначе было нельзя. Никак.

Он пешком поднялся на последний этаж и, подергав металлическую лестницу, добрался до люка. Вместо замка в петли была продета толстая алюминиевая проволока. Константин раскрутил концы и пошевелил крышку. Из щелей посыпался песок и какая-то крошка, но люк поддался легко. Закинув сумку за спину, Костя выбрался на чердак и несколько секунд не двигался, но беспощадного «Руки вверх» не последовало. На засаду опера не сподобились — либо не ожидали скорого бегства, либо поленились. Либо...

Константин невольно рассмеялся. Либо за ним никто и не следил и все эти косые взгляды — лишь плод воображения. Но даже если и так, лучше перестраховаться. Ведь когда-нибудь за ним придут. Журналисты — уж и те подключились. Однажды они доберутся до своего «больного Е.» и поймут, что дело не в нем.

Царапая пальцы, Костя вернул крышку на место и присыпал сверху керамзитом. Округлые, похожие на неочищенный арахис, камешки скрипели и выплевывали облака пыли. Среди мусора Константин приметил черный швеллер и, ступая по нему, пересек чердачное помещение из конца в конец. Люк в противоположном углу был закрыт.