Евгений Прошкин - Слой

«Ну вот, освобождение, — подумал Костя. — Чего же он тогда обижался? Не в том лесу закопали?»

— Это фуфло, — заявил он. — Ты сама написала.

— Сравни почерк, — равнодушно отозвалась Людмила.

— Ты племянница Немаляева. Все, что ты говоришь, для меня — ветер. Людмила, неужели ты не боишься? Среди злых мужиков... А Настя? Вы с ней заодно?

— Мы вместе. Но к дядюшке никакого отношения не имеем. На Родине я с ним не общалась, в этом слое тоже. Почти.

— А на моей Родине ты ему как дочь.

— Я отвечаю только за свою. Это... семейное. Он отлучен от клана.

— Почему я не перережу тебе горло? — сокрушенно пробормотал Костя.

— Потому, что я тебе нужна. Сегодня я собиралась уйти. Но решила остаться. Дядюшка погиб, да? Сюда он перекинулся из твоего слоя. Ты будешь искать с ним встречи, но без меня он тебя примет... по-другому.

— Что ты мелешь?

— Я слышала, как ты бредил.

— С Немаляевым я общаться не планирую, — отрезал Константин.

— Придется. Твоего сотника замкнуло, и ты это видишь. И я вижу. Ты пойдешь к дяде Саше. Больше тебе деваться некуда. И я пойду. Раз дядюшка ищет тетрадь Бориса, значит, движется в том же направлении, что и мы. Или желает двигаться.

— "Мы"?

— Наш опыт для него будет сто крат полезней, чем эта ахинея.

— Немаляев — враг.

— Твой враг — это режим, построенный Нуркиным. А дядюшка... он не такой.

— Понятно. Ты с ним поссорилась и, чтобы реабилитироваться, хочешь вернуться с трофеем. Тетрадки Бориса тебе показалось маловато, и ты решила перетащить меня.

— Дурак, — грустно сказала Людмила. — В этом слое он убил моего отца. Давно, я была еще ребенком. Поэтому я и уговорила Настю остаться с вами. Но теперь... Ты знаешь, что происходит вокруг. Неделя-две, и все рухнет. Выйди на улицу и посмотри на людей. Они сошли с ума.

— А Немаляев — спаситель. Да?

— Назови другого, я буду рада.

Она легко, без помощи рук поднялась и открыла форточку. Костя невольно залюбовался ее фигурой и почему-то вспомнил себя в больнице. Вспомнил одиночество и безысходность. Здесь Людмила тоже была одна — с Настей из так называемого дружественного клана и чужим дядей Сашей. То, что она говорила, имело смысл, но Константина по-прежнему что-то смущало.

— У меня была тысяча возможностей вас прикончить. Всех. И сейчас тоже. — Она задрала блузку и продемонстрировала дамский пистолет, приклеенный скотчем прямо к телу.

«Она ведь и вправду могла меня убить, — подумал Константин. — И не сделала этого. А я мог бы рассказать сотнику о том, чья она племянница. И промолчал. Видимо, по той же причине».

— Когда ты с ним свяжешься?

— Я пытаюсь. Но вор в законе — не химчистка, в телефонном справочнике его номера нет.

— Он есть у Петра.

— Знаю. Но надо подождать.

— Чего? У моря погоды?

— Не сегодня, — выразительно проговорила Людмила.

— У вас, у женщин, всегда так. В самый неподходящий момент.

Константин вернул ей обойму и вышел из комнаты. Его не покидало ощущение, что он снова кого-то предал. Еще ничего не сказав и не сделав — уже предал. Внутри. Не Петра и не сотню — саму идею. За которую он, собственно, и убивал. Странно, но сожаления он не испытывал.

— Погано у вас тут. Суетно как-то, напряженно. Не люблю я Москву. То ли дело север — чистота, простор! — Кокошин брезгливо отстранил рюмочку и наполнил янтарной жидкостью бокал для лимонада. — И пьете вы как французики. Скурвились совсем.

Он поднес бокал ко рту и, шумно выдохнув, проглотил двести грамм коньяка.

— Устроился нормально? — спросил Нуркин.

— Нормально, — отмахнулся тот. — Шурик все оформил, я и чемодан-то свой не видел. Отвезли-привезли. Телки на выбор. Люкс!

— Не о том я. Как здесь устроился? В этом мире.

— А-а! Ничего, — скривился Кокошин. — Полковник. Командир БРП, женат. Вот с женой мне не очень...

— "Бээрпэ" — это что? — перебил его Нуркин.

— Береговой ракетный полк.

— Ракеты, э-э...

— Да ну брось ты! Там не то, что ты думаешь. Противокорабельные. Ядерную голову на нее поставить можно, но дальше Мурманской области она все равно не улетит.

— Жаль, — признался Нуркин.

— И не говори.

Кокошин наполнил второй бокал и, чокнувшись с пустой рюмкой, влил его в себя. Нуркин не таясь наблюдал за бывшим министром просвещения и поражался, куда все делось? Глянца Кокошину не хватало всегда, но таким пещерным он не был. Во всяком случае, на встрече с ректорами вузов Нуркин за него не краснел. А теперь? Кокошин как будто кичился своей неотесанностью, сознательно выставлял ее напоказ.