Тимур Пулатов - Плавающая Евразия

Давлятов не обратил внимания на его слова, ибо был уже увлечен разглядыванием восковых фигур, которые должны сопровождать покойного в потусторонний мир и служить ему верой и правдой. С похвальной быстротой они были доставлены сюда из магазина и теперь ждали заката солнца, когда их уложат рядом с Салихом и накроют плитой.

- Почему не сейчас? - полюбопытствовал Давлятов.

- Мир, в который они спустятся, слишком ярок в верхних своих сферах. И надо дождаться заката, чтобы при переходе от темноты к свету ощущалась разница...

- А было много народу? - Давлятов еще раз глянул на лицо покойного, битого камнями, но теперь уже избавленного от этих мук навсегда.

- За воротами кладбища - да. Очень много. А на саму территорию никому не разрешается ступать, кроме близких родственников... Немного подождали вас, думали, что вы, единственный его родственник, хотя и поступивший с ним не по-родственному из-за своего сегодняшнего отречения, успеете... Затем осыпали цветами. Речи, последнее прости - все было за воротами. От академического мира выступили Бабасоль, Ноев, от градосо-вета сам председатель Адамбаев, от имени общественности - Субхан-отво-дящий... Квартет рубабистов и чангистов [Рубаб, чанг - восточные музыкальные инструменты] играл "Медленный марш" Дебюсси, воздух был напоен свежестью и легкой грустью. Летали бабочки. Солнечные лучи сплетались... - Лютфи смахнул скупую слезу с уголков глаз и строго глянул на Давлятова: - Вам нравится место рядом с Салихом?

Давлятов растерянно кивнул. Лютфи вынул из портфеля карту кладбища и рядом с квадратиком, где было карандашом написано "Салих", сделал пометку "Давлятов".

XXVI

Давлятов вернулся к себе в бункер и устало опустился в кресло. Дома, где прожили четыре колена его рода, уже не было, место, откуда осторожно извлекли бабасольную бомбу, успели засыпать и покрыть асфальтом, еще не успевшим остыть. Давлятов сидел и думал над этим, затем решил собрать книги и рукописи и идти на новую квартиру, где его дожидалась Анна Ермиловна. Еще два или три дня побудет она здесь и, если не ударит, не засыплет, вернется вместе с Мелисом и Хури в Москву.

Но Нахангов сегодня спустился к нему прямо в бункер и с порога закричал:

- Начало было замечательное! Само ваше выступление, изгнание, отречение, грехопадение и прочее - словом, все, что связано с разоблачением Салиха... который, кстати, говорят, не выдержал удара и тихо скончался. Но потом, друг мой, вы повели себя просто по-мальчишески, побежали на кладбище высшего класса погребения, трясли перед носом продавца удостоверением. С Лютфи вы как вели себя? Просто смех! Это с тем, кто собственноручно изготовил для вас академическое удостоверение одноразового пользования...

- Я знал это, - с горечью усмехнулся Давлятов, - знал, но специально совал ему под нос фальшивку. - Он впервые, не смущаясь, открыто глянул в глаза Нахангову, что-то с Давлятовым произошло, иначе не посмел бы говорить таким тоном со своим благодетелем.

- Ну, конечно, знали, - согласился Нахангов, тоже впервые почувствовав в нем твердость. - Вы бы и не знали, хитрец вы мой. - Он сел напротив Давлятова, всматриваясь в него, и, чтобы не казаться назойливым, переменил тему: - Со мной тоже произошло нечто... мальчишеское. Я сошел с трибуны под аплодисменты зала, сел на свое место в президиуме, чувствуя, что голова закружилась... и будто я лечу, лечу куда-то. Как в прошлый раз, помните, я вам рассказывал?

- Полетели теперь вместе, - лукаво подмигнул ему Давлятов. - Покажите мне ад, рай и чистилище такими, какими обрисовали вы в своем сегодняшнем докладе на конференции. Особенно меня интересует чистилище - нечто новое в нашем восточном мышлении... Как оно выглядит? Жутко интересно... последнее Давлятов уже прошептал, чувствуя, как кресло, в котором он сидит, отъезжает в сторону.

- Как-нибудь в другой раз. Разве вы забыли, что завтра закрытие нашей конференции? И последний день этой взбалмошной триддатидневки, когда мы увидим - грянуло или отпустило, - сквозь туман в голове услышал Давлятов, от удивления и растерянности не понимая, взлетает ли он наверх или опускается вниз, уходя под бетонный пол бункера.

- Вот и хорошо, что последний, тридцатый, - шепчет он, наклонившись над ухом Нахангова, с которым летит вместе, увлекаемый в полумрак. - Мы улетим далеко... и спасемся... только вдвоем останемся в живых, а кругом пустыня...

Очнувшись и выровняв линию полета, Давлятов понял наконец то странное состояние, которое переживал, - летели они с Наханговым как бы в другом измерении, так стремительно спускались на землю, что казалось, будто летят ввысь, в небесную сферу.