Яна Дубинянская: Гаугразский пленник

Пусть летит Роб.

Прикрыла глаза. Сглотнула. И сказала — совсем другое:

— Слышишь, Роб… А ты правда болезненно воспринял мое… ну, когда я родилась?

— Чего?..

Он стоял и смотрел на меня сверху вниз, большущий, аж становилось боязно. И как я могла такое спросить? Роб теперь вообще никогда-никогда не станет разговаривать со мной…

И вдруг его губы дернулись. Растянулись, будто кто-то растаскивал уголки рта в разные стороны, в широкую-преширокую улыбку.

— Глупая ты, Юська… Да я такой гордый ходил. Ни у кого нет сестры, а у меня — есть. Всем рассказывал, как буду тебя защищать. Только ж на тебя не нападал никто…

Засмеялся.

И я засмеялась вместе с ним. А потом подпрыгнула, схватилась за перекладину рукохода, повисла на одной руке, подтянулась, перехватила другую перекладину и, ни разу не останавливаясь, прошла всю лестницу от начала до конца. И обратно.

— Класс! — восхитился Роб. — Слушай, Юс, это супер, что ты летишь с родителями на море. Ты не представляешь, как там здорово. Будешь посылать мне цифроснимки, хорошо? И письма.

Я серьезно кивнула:

— И ты мне тоже. Договорились?

Сначала мы долго-долго летели в непрозрачной капсуле. Высадились в каком-то блоке с морскими виртуальными картинами на стенах — Далька говорит, у нее дома тоже такие, так что ничего особенного. Потом по одному проходили медицинское обследование и санитарную обработку, а за ней — инструктаж: отдельно родители и отдельно я. Инструкционная программа — не то Лекторина, не то Наставница — целый час рассказывала, как нужно вести себя в экосистеме, и проверяла по виртуалке мои плавательные навыки. Затем нам вернули наши вещи. И пригласили в капсулу — на этот раз нормальную, с прозрачными стенками.

Папа говорил, что вот, уже можно разглядеть!.. уже хорошо видно!.. море!!! Мама смеялась и вскрикивала, как совсем маленькая девочка. А я…

Я зажмурилась. Крепко-крепко. И, как ни хотелось, не разжимала веки до тех пор, пока мы не вышли из капсулы. Под ногами было мягко, мягче, чем на скользильном покрытии. А воздух, вы представляете, он двигался (!!!) — и тут же бросил мне волосы прямо в лицо, защекотав щеки. От него вкусно-превкусно пахло. Морем.

…И я открыла глаза.

Море волновалось!

Рыбка лежала на круглом камне. Вокруг шевелились водоросли.

Я подкралась еще ближе. Ловить морских обитателей, конечно, нельзя — но это же не по-настоящему, она все равно успеет уплыть. А интересно. Опустила в воду ладонь, сложенную лодочкой — рыбка шевельнула хвостиком, но осталась на месте, — и резко опустила руку прямо на камень. Поскользнулась, забарахталась лицом в воду, взмутила со дна песок вперемешку с пузырьками воздуха, подняла маленькие волны.

Через минуту море опять стало гладким и прозрачным, словно стенка капсулы. Водоросли чуть колыхались, обнимая круглый камень. Только уже без рыбки.

— Юста! — крикнула с берега мама. — Вылезай, кому говорят!!!

Она звала меня то ли в пятый, то ли в шестой раз. Я поплескалась еще немножко и вылезла. Сразу стало холодно, хотя солнце светило ярко-ярко, поднявшись почти над самой головой.

— Завернись. — Мама набросила на меня большое полотенце. — Губы уже синие. Вот заболеешь, и нам придется тут же улетать.

— Думаешь, если нет Воспитальки, то не надо слушаться? — поддержал ее папа.

Ну уж он-то мог бы и помолчать. Сам пошел купаться намного раньше меня, а вышел из воды только что. С его волос еще скатывались капли, падая прямо на раскрытую книжку, страницы которой трепал ветер.

Мама перехватила мой взгляд:

— Эдвар, ну как можно? Это же кни-га!

— Расслабься, Андрэ… — Страница опять перелистнулась, и папа беззвучно ругнулся. — Нам же говорили в библиотеке на Базе, что это бульварное чтиво, культурной ценности не представляющее. — Он нашел наконец нужное место и заложил книжку пальцем. — Чертова бумага… Кстати, правда редкая чепуха.

— Что ж ты тогда читаешь?

Папа пожал плечами.

Я его понимала: если постоянно купаться, то синеют губы. А больше на море делать нечего. Мой персональчик и тот пришлось оставить в Базовом блоке, а родители уже были в курсе, что на экодосуг нельзя брать с собой никаких электронных устройств — чтобы не сбивать естественный баланс природных биополей. Даже цифроснимки для Роба я делала издалека, через прозрачную стенку Базы.

Кстати: я посмотрела на солнце. Оно стояло уже совсем высоко: еще чуть-чуть, и мы будем уходить, потому что в часы прямых солнечных лучей и, соответственно, максимальной радиации загорать нельзя. И мы с мамой и папой идем обедать. А после обеда может прийти письмо от Роба.