Дмитрий Глуховский - Будущее

— Фонд «Поколение» заботится о трех миллионах пожилых людей по всей Европе, — заключает приятный бас, пока на экране крутится логотип этого самого фонда. — Помогите нам помочь этим людям прожить достойно...

— Хер вам, — отвечаю я ему, захлебываясь водой.

Была в Средневековье такая пытка: в рот вставляли кожаную воронку и вливали в человека воду, пока у него желудок не разрывался. Здорово бы мне такую воронку.

Этот канал — такой же лепрозорий, как и сами резервации со стариками; по всем остальным крутится социальная реклама «Выбор слабых», крупным планом исследующая гнилые зубы и редкие волосы каких-то маразматических старух.

От этого тошнит, но от этого и должно тошнить. Европе не нужны пожилые люди: их надо содержать, лечить, кормить; они не производят ничего, кроме дерьма и елочных игрушек, зато тратят воздух, воду и место. Дело не в выгоде, рацион каждого рассчитан так, чтобы просто выжить. Европа и так загнана, ее нельзя навьючивать дальше.

Но ведь состариться и умереть — конституционное право каждого, такое же неотъемлемое, как и право оставаться вечно юным. Все, что мы в силах сделать, — отговорить людей стареть. И мы отговариваем как можем.

Выбирающие размножение, предпочитающие остаться животным — виноваты сами. Эволюция идет вперед, и тот, кто не умеет изменить себя, вымирает. Тех, кто не хочет изменять себе, эволюция тоже ждать не будет.

— Сами виноваты, — бормочу я и делаю еще один глоток. — Так что пошли вы в задницу.

Гляжу на часы: до пресс-конференции Беринга остается всего минута. На экране моего коммуникатора все еще мигает сообщение от Шрейера: «Сотый канал, семь вечера. Порадуешься».

Переключаюсь на Сотый.

Поль Беринг, министр внутренних дел и член центрального совета Партии Бессмертия, выходит на небольшую трибуну, сдержанно машет знакомым репортерам. За спиной — европейские золотые звезды на синем знамени, на трибуне — герб министерства с девизом «На службе общества», но на лацкане — значок в виде Аполлоновой головы. Веселый худощавый шатен с мальчишескими чертами, Беринг больше всего похож на студента панамского элитного колледжа. Именно такой человек должен отвечать за безопасность в волшебной стране Утопии, гражданам которой не угрожает ничего страшней скверной погоды. Беринг чуть встрепан, неприлично загорел и улыбается стеснительно, хотя с такими зубами можно было бы скалиться круглосуточно. Камера его любит. Карвальо любит Беринга. Все его любят. Я его люблю.

— Спасибо, что пришли, — говорит Беринг. — Дело действительно важное. Сегодня нами была пресечена деятельность преступной группировки, которой удалось создать нелегальный дженерик вакцины от смерти, препарат вечной молодости.

Журналистский стан волнуется и ропщет. Беринг серьезно кивает собравшимся, делает паузу, позволяя им отправить со своих коммуникаторов новостные молнии. Я прибавляю громкости, отставляю в сторону наполовину пустой стакан.

— Случилось именно то, чего мы опасались, и то, к чему мы пытались подготовиться. Дамы и господа, сегодня нам удалось предотвратить подлинную катастрофу.

Министр Беринг — румянец на щеках — тоже наливает себе в стакан воды, унимает ею волнение. Пресса аплодирует.

— Катастрофу мирового масштаба. Я не оговорился. В планах группы, которую мы обезвредили, была контрабанда дженерика в Панамерику, где его незаконным распространением должны были заниматься наркокартели. А вырученные средства должны были идти на финансирование Партии Жизни.

Вот как.

— Доказательства! — требует репортер с явным панамским акцентом.

— Ну конечно, — кивает ему Беринг. — Дайте связь с камерой, пожалуйста. И на экране появляется Беатрис Фукуяма.

Она выглядит куда лучше, чем когда я швырял ее в полицейский турболет. Причесанная, отмытая, волосы уложены. Никаких следов побоев или пыток — в Утопии ведь не пытают.

— Это Беатрис Фукуяма Один Е, ученый-микробиолог, лауреат Нобелевской премии по медицине и физиологии за две тысячи четыреста восемнадцатый год, — представляет ее Беринг. — Здравствуйте, Беатрис.

— Добрый вечер! — Та кивает с достоинством.

— Уважаемые коллеги, Беатрис Фукуяма в вашем полном распоряжении. — Беринг делает приглашающий жест рукой.

Я подхожу ближе к экрану, вглядываюсь недоверчиво. Журналисты набрасываются на мою Беатрис так, будто им предложили побить ее камнями на рыночной площади в каком-нибудь галилейском городишке.