Стас Нестерюк: Путешествие

— Удивлен. Признаться, не ожидал.

Я знал, как отвечать Светлане. Скажи я хоть слово из того, что на самом деле думаю, и эта лапочка вмиг выпустит когти.

— Тебя не задело, что я была с другим мужчиной? — она, видимо, имела в виду своего давешнего кавалера.

— Задело. По-моему, он тебе не пара, — улыбнулся я, подыгрывая ей.

— Правда? А между тем — отличный мужчина во всех отношениях.

— Снимаю перед ним шляпу.

— Дважды предлагал замуж. Надежен, как скала.

«И умен, наверное, так же», — чуть не сказал я, но сдержался. Светлана ценила остроумие, но — только свое собственное. Другим шутить в ее присутствии не следовало, и я это знал.

— Обратил внимание, какая у него фактура? — продолжила она светскую беседу.

— Сергею до него далеко, — кивнул я, мысленно извиняясь перед лучшим другом.

— Вот и я Котову то же самое говорю, а он все время обижается….

Светлана упивалась своей неотразимостью. «Какую чушь приходится говорить!» — подумал я, в душе презирая себя за этот визит. К счастью, бутылка красного вина помогла преодолеть угрызения совести. Светлана продолжала весь вечер ворковать о высоких (по ее мнению) материях, я скромно вставлял (где нужно) не слишком умные реплики, и, в конце концов, заслужил ее расположение окончательно. Честно говоря, я выпил бы чего-нибудь покрепче — до того стыдно было перед дамой. Ведь она полагала, что наша предстоящая ночь — первая. Меня же, в основном, терзало любопытство…

На следующий день, едва я успел прийти с работы, как раздался решительный звонок в дверь. Я открыл, и ожидания мои подтвердились: на площадке стоял Серега, исполненный решимости набить мне морду. Я расхохотался.

— Чего смеешься, сволочь? — сурово спросил он.

Я замолчал. Комизм ситуации начал перетекать в абсурд.

— Пойдем в комнату, — сказал я. — Разговор есть.

Он послушно снял туфли и проследовал за мной.

— А теперь слушай, — сказал я, когда он, все еще хмуря брови, уселся напротив меня в кресло, закинув ногу на ногу. И я поведал ему обо всем, что случилось со мной в последнее время. О том, как во сне стал владельцем газеты и баловнем женщин. Как постепенно эта жизнь наскучила мне, и я, в конце концов, повесился.

Серега слушал молча и не перебивал. Похоже, он не воспринимал мои слова всерьез. Тогда я рассказал ему о своем романе со Светланой, и о том, как она позвонила ему, чтобы сообщить о нашем грехопадении.

— Она сказала тебе: «Никогда бы не подумала, что Володя может быть таким аппетитным мальчиком». И ты пошел бить мне морду. А когда я расхохотался, спросил: «Чего смеешься, сволочь?»

Серега вытаращил глаза, явно не понимая, откуда мне известны слова Светланы. Я тоже этого не понимал, но был уверен, что она сказала ему именно их.

— Во сне у меня была Светлана, — повторил я. — А вчера то же самое произошло в действительности. Но дело не в этом, а в том, что две эти женщины — абсолютно одинаковы. То есть — это одна и та же женщина. Слова, жесты, ужимки (не стану вдаваться в деликатные подробности)… И то, что она сразу позвонила тебе, желая нас поссорить.

— Она всегда хотела нас поссорить, — заметил Серега. — У нее со школы страсть к дешевым интригам.

Я кивнул.

— Мы довольно долго разбирались в этом вопросе в моем сне. И, знаешь, чем закончился этот разговор?

Серега усмехнулся и поднялся с кресла.

— Понял. Давай деньги.

Пока мой друг ходил в магазин за водкой, я думал: стоит ли рассказывать ему обо всем, что я знал и думал. Воспоминания тяготили меня. С одной стороны — путешествие было лишь сном, с другой — я все больше сознавал связь этого сна с действительностью. И тот я, который был в путешествии, был одним из тех, которым я мог стать в реальной жизни. Савельев верно заметил — в жизни очень много препятствий, мешающих человеку в реализации его фантазий. И зачастую именно это спасает его от деградации.

— Слушай…

Мы сидели на кухне за столом. Бутылка опустела почти наполовину. Я начал свой рассказ.

— С каждой новой победой мне становилось все менее интересно. Женщины перестали волновать меня. Ощупывая их взглядом, я заранее видел все, что мог от них получить. Различались, в основном, голоса. Все остальное вскоре стало настолько привычно, что я забывал женщину прежде, чем успевал проводить ее до двери…

Жизнь опустела. Карьера по службе набирала ход, но и это меня не интересовало. Я делал очевидные шаги и пожинал закономерные результаты. Имел то, что хотел. Вернее — то, что должен был хотеть. На самом деле, я ничего не хотел. Мне было скучно.