Николай Переяслов - Достучаться до звёзд

Пожалуй, мой собеседник прав. Жизнь нельзя прожить по известному заранее сценарию. Сейчас они ещё все равны в своём незнании грядущего и — понравится оно кому-то из них или не понравится — оно будет сделано их собственными руками и оживлено их душами. А о чём они смогут написать, если исчезнет само чувство удивления перед жизнью? Нет, пускай уж всё останется как есть. С неожиданными трагедиями. С болями. С редкими, но оттого ещё более желанными радостями. С неизвестностью впереди и далеко идущими замыслами…

— Совершенно верно, — поддакнул моим мыслям собеседник и, подняв неизвестно откуда взявшуюся на столе рюмочку коньяка, кивнул на такую же, стоящую рядом с моей чашкой. — Давайте, на посошок…

— За что? — уточнил я.

— Ну, скажем, за неизвестность как основной стройматериал человеческого будущего. Устраивает?

— Устраивает. Но только что же всё-таки нужно делать, чтобы сооружаемое из этого стройматериала здание не было похоже на саркофаг, упрятавший под собой реактор Чернобыльской электростанции?

— Ну-у-у, с этим вопросом уже не ко мне, — криво усмехнулся он. — Вы, видно, забыли, что в мире есть ещё и Тот, от Чьей воли зависит гораздо больше, чем от всех моих советов, — и, давая понять, что разговор наш завершён, ловко опрокинул в себя содержимое миниатюрной рюмочки.

Пока то же самое (но с гораздо меньшим артистизмом и изяществом) проделывал и я, собеседник мой успел незаметно встать и бесследно раствориться в толпе наводнивших кафе посетителей. «А может быть, его вовсе и не было, и всё это мне только померещилось?» — подумал я, но развить эту мысль более основательно мне не дали.

— Разрешите? — услышал я над собой чей-то негромкий мелодичный голос и, подняв глаза, увидел держащегося за спинку освободившегося стула высокого молодого человека с волнистыми, спадающими на плечи волосами и светлой, слегка раздвоенной книзу, бородкой. При этом — скорее всего оттого, что я смотрел на него снизу вверх, а прямо над его головой как раз стояло приближающееся к зениту солнце, — мне показалось, что его голова была словно бы окружена неким отчётливо видимым сияющим нимбом. Или… или это мне вовсе не показалось?

Господи! Да неужели же можно так сильно опьянеть от одной малюсенькой рюмочки коньяка?..

И вот пришло время спуститься в тёмное подземелье и молитвой отдать себя в услужение Богу. Послушник внимал словам Наставника о необходимости данной процедуры, а сам ощущал, как страх холодными липкими объятьями сжимал внутренности. Спокойствие приносила лишь вера во Всевышнего да осознание того, что вся братия за всё время существования монастыря уже проходила через это, очищалась и принималась в лоно Церкви. Мысли при упоминании о лоне уходили совсем в другом направлении, но молодой человек такие мысли уже научился истреблять в зародыше. Давя в себе сомнения, как сатанинские козни, и призывая в помощь святых угодников, будущий батюшка в очередной раз подтвердил своё намерение пройти проверку духа темнотой и одиночеством.

В очередной раз истово поцеловав предложенное распятие и руку Наставника, Послушник прикрыл глаза и погрузился в нирвану. «Нет, нирвана — это что-то наркоманско-кришнаистское» — подумал он, и мысли опять с лёгкостью вернулись от благости к порочному миру людей. «Замолкни!» — громогласно рявкнул внутри себя на себя же Послушник. Порочные мысли поджали хвосты, заткнулись и убежали. Гордость за свою силу Веры охватила будущего святого отца.

Винтовая лестница свела поющую молитвы процессию вниз, в подземелье, где гулко разносилось эхо, отражаясь от чёрных и холодных стен. Капельки воды уже не одно столетие бороздили камень и, сверкая в пламени свечей, внимали шагам. Запах сырости, чёрные балахоны братии…

«Я иду к Тебе! Аминь! Бог ведь Свет… не так ли?» — задал сам себе вопрос молодой человек, бросая испуганные взоры по сторонам.

Добравшись до последней площадки, братия остановилась. Из первых рядов послышалось бряцанье связки ключей, за которым последовал жалобный скрип дверных петель, и голос ключника в начале процессии: «НОвОлись! ГОвОрил же Брату Сергию смазОть хОрО-шенькО! ДОвай, рОдимая!..» Дверь истошно скрипнула и с грохотом растворилась. «ХОрОшО!» — по-северному окая и задыхаясь, одобрил неразличимый в свете свечей тучный ключник.

Отворилась очередная дверь, и Послушника под руки подвели к самой большой свече. За дрожащим пламенем проявилось резко-очерченное лицо Наставника. Повторилась процедура клятвы, целования распятия и руки.