Лариса Петровичева - Следы на воде

— Что с тобой? — встревожилась Анжелика. Совсем по-семейному, как тогда, когда я пришел домой крепко битый за журналистское расследование и на этот же вопрос ответил: «Фигня, мадам, с асфальтом целовался». Кирилл, ты что?

— Так, мутит что-то, — отмахнулся я. — Вчера не ужинал и завтрак пропустил.

Анжелика посмотрела на меня весьма выразительно (что бы ты без меня делал?) и умчалась к фуршетному столу за бутербродами, кормить меня, непутевого.

— Может, валидол? — предложил кто-то справа.

Я обернулся и увидел…

Ее никогда не учили краситься. В пятнадцать лет такая жирная подводка делает девушку похожей на проститутку. И еще надо додуматься красить рыжие волосы в угольный цвет. А майка? Агенты Малдер и Скалли во всей красе; ничто не выходит из моды быстрее героев вчерашнего дня. На руках бесчисленное количество фенечек, каких-то девчачьих амулетов, и на коротеньких ногтях черный лак.

При этом она была красива. Очень красива.

— Что? — переспросил я. Она улыбнулась и повторила:

— Вам валидол дать? Помогает…

Очень красивая, даже в этом дурацком наряде и дрянном макияже. Вон «великий» поэт Круглов, большой любитель женщин, слюни пускает.

— Спасибо, не стоит, — покачал я головой. — Прихватило вдруг ни с того ни с сего…

— Жара, — кивнула девушка и спросила: — Вы — поэт?

Я усмехнулся.

— Инквизитор.

Девушка нахмурилась.

— Ну, я серьезно…, - протянула она.

— Я тоже.

Она взглянула на меня с недоверчивым интересом.

— А разве они бывают?

Вместо ответа я протягиваю ей документы. Девушка изучила корочку (я предполагал, что она посмотрит на нее, как на дохлого мыша, но ошибся — ничего подобного), вернула и сказала:

— Значит, вы священник…

Я хмыкнул.

— Для работы в епархии не обязательно быть священником.

И тут на меня нахлынуло снова: епархиальные следственные отделы никогда не создавались.

Я помотал головой.

— Привет, Анюта!

Анжелика вручила мне бутерброд с бужениной и стаканчик томатного сока и по-дружески расцеловалась с девушкой. Я откусил от бутерброда и подумал, что стаканчик брошу под стул. Да, вот такая свинья.

— Ты с фотосессии? — спросила Анжелика. — Кирилл, ведь Аня у нас модель, представляешь?

— Да ну? — промычал я. — Как интересно.

Тем временем Пархомов начал доклад о новом сборнике, в котором столько талантливых и молодых (мне понравилось это разделение), который по составу является беспреце Ндентным в области (а еще писатель, работник слова) и тра-та-та, и бла-бла-бла. Я сосредоточенно жевал, думая для разнообразия о том, что Анжелика с ее кошачьей грацией и соблазнительной манерой подачи себя любимой безумно завидует этой Ане, больше похожей на гадкого утенка (для типично красивых подруг и недалеких мужчин), чем на фотомодель. Еще я думал, что, должно быть, наша встреча не случайна.

Дальнейшие события — вирши ни в склад, ни в лад — я благополучно проспал с открытыми глазами: просто отключился по старой привычке. В результате и волки сыты (Анжелика весьма довольна моим умным видом), и овцы целы (я не засорил себе мозги рифмоплетской ерундой). Через два часа наконец-то последовало предложение, от которого невозможно отказаться «Товарищи, фуршет!» и изголодавшиеся слушатели и авторы ломанули в соседний зал. Все верно, соловья баснями не кормят. Каким-то чудом я умудрился не попасться в руки знакомым графоманам (Глебу повезло меньше: его отловил Круглов и стал что-то убедительно втолковывать, не выпуская из рук бутерброд и стопку водки) и выскочил на улицу, в полдневное июльское марево.

Анна стояла у дверей и читала sms-ку. Я заметил, что у нее очень дешевый старенький телефон, даже без кириллического шрифта. А у нас в отделе даже секретутки ходят с такими навороченными моделями, что просто дух захватывает.

— Почему не на фуршете? — спросил я, не зная отчего-то, как к ней обратиться. Было в этой Ане что-то, препятствовавшее моему привычному журналистскому «тыканью».

Анна очень мило улыбнулась и пожала плечами.

— А я не голодная. И там все невкусное.

Икра и окорока — это «невкусное». Далеко пойдет девочка.

— Что же тогда вкусное?

Мы неторопливо побрели по улице. Я подумал, что все мои знакомства завязываются именно так: пара незначительных фраз, потом некая зацепка друг за друга — слова или события — и все, мы скованы одной цепью. В случае с Анной я копчиком чуял, что зацепка уже произошла, но, черт возьми, не понимал, где и как.