Александр Плетнёв - Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде

Приближающиеся японцы их не видели. Машина и мотоциклы катили впереди, следом шли пехотинцы, перекрикиваясь, шныряя в разные стороны, рассеиваясь в поисках уцелевшего противника. Пару солдат взобрались на танк, вскрыли люк. Они даже не стали проверять — если кто внутри, один забрался через люк в башню, через минуту вылез, что-то довольно крича на своём языке, показывая добытые трофеи.

В какой-то момент сержант даже подумал, что их не заметят и пройдут мимо, но эта проклятая вездесущая пыль — кто-то из сидящих в засаде грузинских спецназовцев не сдержался и чихнул. Предостерегающий крик стоящего рядом японского пехотинца слился с оглушительной трелью автоматических винтовок. Первые минуты боя были не в пользу японцев — повалились ближайшие пехотинцы, слетели сбитые пулями солдаты, сидящие на танке, вылетели передние стёкла в машине, убив водителя и офицера на пассажирском сиденье. Японцы залегли, щёлкая в ответ из винтовок, солдаты, из группы идущей сзади авангарда, быстро отстёгивали прикреплённые к поясу 50-мм миномёты. Но принявший на себя командование вместо убитого командира, японский унтер-офицер, не дожидаясь миномётной подготовки, прокричал команду к атаке.

К этому моменту, выпустив в запале остатки магазинов, укрывшиеся в спуске в подвал, спецназовцы сделали первые выстрелы из подствольников. Ещё до того, как среди контратакующих раздались первые взрывы, капрал открыл огонь из пулемёта. Сержант, стоя на коленях за кирпичной стеной, почти не целясь, стрелял из штурмовой винтовки. Он видел, как солдаты противника, крича как оглашенные, поливая из автоматов, бросились вперёд под пули среди взрывов. Они падали, откатывались назад, и снова бросались вперёд. Почти оглохший от страшного шума, Бранч скосил глаза в сторону и увидел Грача в соседнем укрытии. Тот стоял в полный рост, широко расставив ноги, и палил из тяжёлого пулемёта с бедра. При этом он, оскалившись, загадочно улыбался, нисколько не заботясь о том, что может получить пулю.

— Пригнись, зараза! — Крикнул ему Бранч, но тот в шуме боя не расслышал.

Потом прилетели первые оперённые мины и ручные гранаты со стороны японских миномётчиков. Вокруг Бранча поднялась пыль от взрывов, полетели куски бетона, песка, и со временем из-за сгустившегося дыма стало плохо видно наступающего противника. Японцы подходили всё ближе, на ходу ведя огонь, вокруг сержанта стали часто свистеть пули, впиваясь в кирпич и бетон, с визгом уходя в рикошет. Послышался крик, Бранч подумал, что это Грач, но тот, пригнувшись менял ленту. Дальше в соседнем укрытии солдат откинулся назад и свалился на асфальт, к нему подполз товарищ, но туда прямым попаданием угодила мина. Солдат перебило осколками мины и камней, а трупы засыпало штукатуркой и щебнем.

Сержант продолжал стрелять из винтовки и видел, что японцы по-прежнему приближаются. В грохоте пальбы, он уже слышал возбуждённые крики врагов, отдельные крики команд. Из клубов дыма появились первые ряды, он дал по ним длинную очередь, попал в цель, но на смену павшим пришли новые.

Они вели огонь из своих «Арисак» и трофейных автоматов, многие просто размахивали мечами, готовые вступить врукопашную.

«Господи как так можно воевать? Они же прут на убой! Да они или пьяны или обкурены»!

На миг сержанта пронзил страх и тут же отпустил. На смену ему пришло чувство умиротворения и фатального спокойствия — он понимал, что ему не выжить и сдаваться в плен бесполезно, его в горячке просто прирежут!

«Вот теми, твою мать, мелькающими жуткими мечами»!

Он отстрелял все патроны из винтовки, отбросил её в сторону, выхватил пистолет и встал во весь рост. Грач тоже постреливал из пистолета, но теперь разумно прикрываясь стеной. Сержант взял пистолет в обе руки и тщательно прицелился. Он поджидал, пока не увидел в мушке белки глаз азиата в обрамлении белой повязки на лбу, потом дважды нажал на курок и, не ожидая результата, перевёл ствол на другого противника.

Он не успел сделать следующий выстрел, как земля вокруг загрохотала и вздыбилась. Его поняло вверх и отбросило, завертев в вихре света и боли. Он потерял сознание и чуть позже пришёл в себя, задохнулся, выплюнул набившийся в рот песок, перевернулся на живот, закусив губу от боли. Приподняв голову, Бранч увидел широко расставленные ноги в ботинках и нелепых серых обмотках почти до колен — над ним стоял японский солдат, примериваясь расколоть его надвое мечом. Повернув голову на крик, он увидел, как из рассыпающегося клуба пыли вывалился Грач, и из пистолета уложил стоящего над ним врага, выпустив остатки обоймы. Японец вскрикнул, отпрянул назад, выронив меч. Длинное лезвие промелькнуло в опасной близости от лица Бранча и, звякнув об асфальт, легло рядом. Капрал отбросил разряженный пистолет, склонился над Бранчем, одной рукой потянув его за шкирку, другой хватая меч. Он что-то прокричал на своём языке, толкнув в плечо американца, указывая рукой, припустив вперёд, сержант понял — надо бежать. Он ещё плохо соображал, ноги не совсем хорошо его держали в вертикальном положении. Грузин почти добежал до спасительного угла, как его подняло в воздух, перевернуло и швырнуло наземь. Нижняя часть его туловища отсутствовала, а изо рта вылетел дикий, безумный крик. Сержант отвёл глаза в сторону от ужасного зрелища, но натолкнулся взглядом на отсечённую от бедра ногу капрала. Снова взглянув на грузинского спецназовца, увидел его остекленевшие глаза, верхняя половина туловища и руки содрогались в конвульсиях и истекали кровью.