Фредерик Пол - Дальние берега времени

Эти постоянные перемещения изматывали меня больше всего. К примеру, только мы начинаем выяснять, говорит ли Мррантохроу о магнетизме или электричестве, либо имеет в виду нечто совершенно иное, как нам нужно срочно отправляться на подлодку, где Дейзи Феннел впала в истерику из-за того, что Док принялся отдирать от стены целую панель. К тому моменту, когда мы заканчиваем убеждать ее в том, что он просто делает то, о чем его попросили по цепочке связи (Врарргерфуж, Пиррахис, я, Феннел), и она выдвигает требование, чтобы он позволил механикам Бюро наблюдать за ним и фиксировать его движения (обратно по той же цепочке, четыре или пять раз в обоих направлениях), Хильде уже телефонируют механики из бригады монтажа с жалобами о том, что выделенное им время растрачивается по мелочам. А когда мы возвращаемся к телепортатору Страшил, то застаем Мррантохроу в процессе предпринимаемой им попытки объяснить принципы действия лазероподобного оружия установки, тогда как Розалина Арцыбашева умоляет гиганта рассказать ей, откуда берется энергия для питания вышеуказанного средства транспортировки. И пока мы пытаемся разобраться со всем этим, появляется руководитель ооновских наблюдателей, дабы выразить протест насчет того, что некоторые из полуорганических тканей Страшил издают шипящие шумы и, похоже, загнивают, и почему мы тратим время на аппаратное оборудование, когда пропадают ценные материалы, о способе сохранения которых они, представители ООН, понятия не имеют?

Короче говоря, повсюду царило какое-то болезненное возбуждение. Уж поверьте мне. Только лингвисты чуть ли не наслаждались этой лихорадочной суматохой. После месяцев героических усилий они сумели выудить у Дока всего несколько слов, теперь же они получили свой Розеттский камень, то есть меня, и совершенно новый язык, хорш. Два новых языка! Не просто «новые» в том смысле, что язык какого-то недавно обнаруженного африканского горного племени является новым для по крайней мере западных лингвистов, но языки, абсолютно новые для людей по происхождению, языки, которые развились, не имея общих предков ни с одним из языков, когда-либо слышимых человеческим существом, начиная с первобытных дочувственных воплей и мычания. Я почти ощущал запах их восторженных мечтаний о статьях, которые они в один прекрасный день опубликуют в лингвистических журналах.

Я в какой-то степени понимал их воодушевление. Чего нельзя было сказать о моем друге Берте. Когда меня привели для беседы с ним, он лежал ничком на своей армейской койке, удрученно склонив голову.

Причина его уныния была для меня ясна: спартанские условия существования и никакого уединения — объективы двух установленных на стене видеокамер следили за каждым его перемещением. Впрочем, куда особенно двигаться в камере площадью примерно два на три метра? Когда мы ввалились в нее, там стало и яблоку негде упасть.

— Они хотят задать тебе несколько вопросов, Берт, — сказал я ему.

Его шея повернулась в сторону двух вооруженных охранников в голубых ооновских касках.

— Да, я полагаю, они хотят, — отозвался он, потом спросил: — Эти персоны с голубым металлом на головах… Они твои родственники?

— Что-то вроде того. — Я сдержал улыбку.

Просто поболтать по-дружески нам не позволили. И прежде чем мы приступили к делу, лингвисты снова предупредили меня о необходимости дословного перевода.

Несмотря на подавленное настроение, Берт отвечал на вопросы достаточно учтиво, однако толку от этого «интервью» было мало. Прежде всего следователей интересовало оружие, но Берт пожаловался, что у него нет опыта в этой области.

— У моего робота, вероятно, есть какие-то данные по этому вопросу, — промямлил он, — но я не думаю, что их очень много.

Когда я перевел это, Хильда предупреждающе кашлянула.

— Поскольку здесь нет его робота, — заявила она, — давайте перейдем к какой-то другой теме.

Я понял намек. Когда разочарованные дознаватели переключились на вопросы о других отраслях технологии хоршей, Берт несколько раз жалобно повторил, что именно у его робота следует спрашивать о подобных материях, но я просто не стал переводить. Даже когда у Берта все же что-то получалось с ответом, он употреблял термины, которые для меня ничего не значили. Равно как и для следователей.

Это, однако, не заставило их прекратить расспросы. Согласно графику, заявили они, в нашем распоряжении целый час. И они использовали каждую минуту этого часа, хотя меня уже клонило в сон, и я вовсю зевал задолго до того, как Хильда возвестила, что время истекло, и вытолкнула меня из комнаты.