Джон Робертс - Дикая орда

- Хорошо, госпожа моя, - ответил воин и поклонился, когда вендийка вложила ему в ладонь золотое кольцо.

Лакшми осторожно двигалась в потемках, пока не расслышала глухой бой бубнов и визгливый посвист флейты. Женщина спустилась в ложбину. Там, у небольшого костерка, сгрудились шаманы и самозабвенно наяривали свою дикую, пронзительную музыку.

Вокруг костра в безумном танце прыгали двое: один - в оленьей шкуре, в нелепой шапке с ветвистыми рогами и блестящими копытцами; другой безбородый отрок в женском платье. Лакшми удивленно смотрела на танец, становившийся все более разнузданным и непристойным. Когда пляска закончилась, вендийка вошла в освещенный крут.

Шаман с бубном взглянул на Лакшми. Волосы у него были как спутанная паутина, а зубы - сплошь гнилые пеньки.

- Зачем ты нарушила наше таинство, госпожа?

- У меня к вам дело, - молвила Лакшми. - Есть человек, который с каждым днем все больше подчиняет кагана своей воле. Я хочу положить этому конец. Никогда бы хитрая наложница не стала напрямую интриговать против Бартатуи с этими омерзительными извращенцами, но сейчас цель требовала любых, пусть даже самых гнусных средств.

- Кто это? - спросил дряхлый шаман.

- Чужестранец, Конан. За несколько дней он из раба превратился в полусотника, а потом - в полутысячника. Его честолюбие не знает предела, и я желаю покончить с ним.

Старый шаман хмыкнул:

- Смерть - вот конец любым честолюбивым помыслам, будь ты обычный искатель приключений или сам каган.

- Ни слова о кагане, - оборвала его Лакшми. - Сейчас речь идет о киммерийце. Можете вы избавить меня от варвара?

Старик пискляво - словно птица, подавившаяся зерном, - засмеялся:

- Вряд ли найдется человек, от которого мы бы не в силах были избавиться! Мы общаемся с миром духов. Нам открыты пути грядущего, мы умеем распознавать, кто наводит злые чары. И сами наводим такие чары. Да я зашвырну этого выскочку-чужестранца во тьму, откуда он явился.

- Хорошо. Я щедро вознагражу вас. - Лакшми повернулась и собралась уходить.

- Как ты вознаградишь нас? - шаман лукаво прищурился. Вендийка медленно обернулась:

- Золото, серебро, жемчуг...

- Железо и камни для нас ничего не значат, - с глубоким презрением поморщился шаман. Он переглянулся со своими подельниками, и Лакшми вдруг почувствовала, как от собравшихся вокруг исходит волна отвратительного, сладострастного жара.

- Что вам нужно? - твердо сказала вендийка.

- Есть таинство, - прошептал старик; голос его шелестел, как ветер в сухой траве. - Великое таинство, обновляющее наши силы. Оно свершится очень скоро. Для него нужна женщина. Такая, как ты, госпожа моя. Многие испугались бы взять на себя женскую роль в этом обряде, но ты смела, ты пойдешь на все, чтобы сохранить свою власть. - Он говорил тихим, заговорщицким голосом. Лакшми бросила взгляд на женоподобного мальчика - на его раскрашенном лице лежала печать неизбывного зла. По ту сторону костра маячил человек-олень, его странное одеяние блестело в отсветах пламени.

- Хорошо, - кивнула она. - Избавьте меня от чужестранца, и я поучаствую в вашем таинстве.

Как только Лакшми ушла, бубны и флейты вновь завели свою безумную песню. Если семя подозрения, посеянное в душе Бартатуи, не даст всходов, шаманы сделают свое дело. Проще было бы нанять обыкновенного убийцу, но Лакшми сомневалась, что удастся подговорить какого-нибудь степняка выступить один на один со свирепым, непобедимым киммерийцем. У вендийки всегда имелся запасной план на случай провала: иначе действовать слишком рискованно. План касался Конана и Бартатуи. Кстати, и Хондемира тоже.

Конан во главе пяти сотен всадников ехал по разоренной войной земле. Каждые несколько лиг им попадались дымящиеся пепелища сожженных деревень. Дорога кишели беженцами, тащившими узлы со спасенным скарбом.

- Никогда не пойму селян, - говорил Рустуф. - Почему, когда нападают на их деревню, они хватают свое барахло и бредут невесть куда? С чего они взяли, что идут в безопасное место?

Конан объявил привал - пускай лошади отдохнут, да и дорога освободится от толпы жалких беженцев. Степняки хотели было проложить себе путь мечами, но Конан напомнил им приказ кагана - избегать резни.

- Не знаю, - откликнулся Конан на реплику козака. - Может, оттого, что мы жжем деревни.

- Да разве долго построить новую хижину? Останься они у себя - были бы живы и здоровы. Войско пройдет, и тогда в деревне можно было бы раздобыть еду. А они все как один устремились туда, где наверняка подохнут от голода или заразы: в осажденный город.