Валерий Язвицкий - Остров Тасмир

— Считайте и меня, — сказал Лазарев. — Как только перешлем вам машины, я буду добиваться перевода в Туруханск.

— Нет, Сергей, — возразил Грибов, — ты очень не спеши, нам нужно держать связи, иначе мы превратимся в робинзонов. Я думаю, что на работу уйдет года два…

Лазарев нахмурился и, отведя Грибова в сторону, проговорил вполголоса:

— Слушай, Лев, я в тебя верю без всяких оговорок, но Лондон, — кто его знает, долго ли будет ждать. Я боюсь, что там скоро разочаруются, если через несколько месяцев воздушный флот не начнет блокады царизма. Мой совет, — куй железо, пока горячо…

Потом, обратясь ко всем, он громко и властно заявил:

— Товарищи! Партия доверила Льву Сергеичу Грибову очень важное дело, и мы все должны ему беспрекословно повиноваться. Как честные революционеры мы сейчас же дадим это обещание.

— Даем, даем! — ответили все наперебой.

— А теперь, — продолжал Лазарев, — прошу вас, товарищи, оставить меня с Грибовым и Шнеерсоном для секретного совещания.

Это все происходило в 1883 году в самое тревожное и тяжелое время для партии «Народная Воля». Аресты, провалы организаций, провалы типографий и боевых складов следовали друг за другом. Наконец, последний удар — предательство Дегаева, разгром военной организации и аресты Веры Фигнер, Пахитонова, Ашенбреннера и многих других.

Но бойцы не ослабляли революционной воли, и за границей усиленно подготовлялся съезд всех уцелевших партийных работников, чтобы дать новый толчок революционной деятельности в России.

Грибов кое-что уже слышал об этом, и с этого Лазарев начал свою беседу, когда остался с Грибовым и Шнеерсоном.

— Теперь появилась новая силища, — говорил он, — Герман Лопатин. Он молод, умен, энергичен, и все мы, кто знает его, надеемся, что он завертит дело во всю. Нет никаких сомнений, что съезд выберет его для работы в России.

— Я боюсь, — заметил Шнеерсон, — что всякие либеральные идеи, которые теперь в моде, ослабят террор, и мы размякнем.

— Не думаю, — возразил Лазарев, — но все же, как я предупреждал Льва, нам нужно торопиться. Я верю, что Лопатин поднимет боеспособность партии. Когда же мы будем готовы, мы создадим неслыханный террор.

— В чем же дело? — спросил Грибов, — я не вижу оснований, чтобы моя идея была забракована.

— Я несколько боюсь съезда, — продолжал Лазарев, — там могут на всю нашу затею посмотреть как на несбыточную фантазию. Теперь, после уроков Парижской Коммуны, все больше и больше сторонников аграрного и фабричного террора. Отдельные выступления могут не встретить поддержки.

— Позволь, — горячился Грибов, — все это вздор. Мы можем создать воздушный флот в два-три года, а подготовлять крестьянскую массу нужно десятки лет. Рабочих-пролетариев у нас нет, если не считать единиц, а студентов и того меньше. На кого же опереться? Ведь мы все-таки страна мужицкая; мужиков десятки миллионов! Если мы поднимем даже тысячи крестьян, то тысячи других крестьян в солдатской, полицейской и жандармской форме раздавят нас по указу свыше! Мы погубим массу людей и ничего не добьемся. Стой, Сергей, не перебивай! Можно поднять восстание тогда, когда в наших руках будет оружие и верные фаланги бойцов. Тогда мы сможем итти против царских пушек и штыков. Иначе нас ждет печальная участь Разина и Пугачева!

У них затянулись страстные бесконечные споры, при чем Шнеерсон, как всегда, горячился больше всех, яростно поддерживая Грибова. Наконец, они согласились на том, что будущее неизвестно, а пока нужно делать все, что можно и нужно для общей цели. Машины Грибова пригодятся всегда, какие бы формы ни приняла борьба с самодержавием. Это было тем убедительнее, что сама партия сочла нужным поддержать начинание Грибова.

Бросив теоретические прения, они приступили к планам устройства колонии. Определили количество леса, досок, гвоздей; составили списки необходимых инструментов, железа и меди в разных видах и всяких сортов проволоки; высчитали запасы хлеба, пороха и т. д. По настоянию Лазарева решили приобрести четыре ружья для стрельбы пулями и два дробовика, а также все необходимое для охоты и рыбной ловли.

Грибов поднял вопрос о топливе, но Шнеерсон успокоил его, говоря, что по Енисею постоянно плывет лес из заломов. Заломы, это — груды обрушившихся в воду деревьев. Зацепится одно дерево за отмель, к нему пристанет другое, третье, накопится масса леса и запрудит реку. В некоторых притоках такие заломы тянутся на десятки верст. Таким образом с верховьев Енисея и его таежных притоков много леса выносится даже в Ледовитый океан; стволы деревьев можно ловить баграми по всей реке.