Кир Луковкин - Цена свободы

Улица упиралась в площадь, на противоположном конце которой в жарком мареве подрагивала церковная церквушка. В воздухе стрекотали невидимые существа, где-то на задворках палисадников шуршала мелкая живность. Деревянные доски, из которых сколотили эти дома, давно растрескались и покрошились. Там, где они совсем рассыпались, чернели безобразные проплешины. Где-то ветер хлопал косяками, те жалобно скрипели. Городок казался абсолютно мертвым.

Закарий и не заметил, как закончилась улица. Теперь оба друга стояли на мощеной гранитными булыжниками площади, посреди которой одиноко вгрызся в землю колодец.

— Ну и дыра, — сказал Крайл, поддев носком ботинка камешек. — Похоже Тэн был прав относительно этого места. Делать здесь явно нечего. Пойдем?

— Да, только узнать бы, что там… — Закарий кивнул на церквушку.

Крайл фыркнул, но похоже сообразил, что его приятель отступать не собирается. Закарий успел заработать себе репутацию упрямца в школьной среде. Двери здания встретили их заколоченными досками. Закарий упрямо вцепился в дерево и потянул на себя. Что-то громко хрустнуло, протяжно и жалобно заскрипело, и доска отлетела на земле вместе с ухватившимся за нее парнишкой. Он глянул на заржавелые гвозди, торчащие из косяка, ухмыльнулся и с готовностью вскочил на ноги. Крайл опередил его, и вот уже оба выдирали вторую доску из двери. Несмотря на прилагаемые усилия, дверь открываться не желала. Ребята провозились с ней больше получаса, пока Закарий не решил отдернуть задвижку. Механизм был примитивен и понять его назначение было легко.

— Ну-ка, подсади меня!

Металл клацнул о металл, и створки входа медленно ушли в стороны. Мальчишки долго не решались войти внутрь, всматриваясь в сумрак. Порог казался Закарию пастью чудища, а распахнутые настежь двери — его челюстями. Чудище замерло и ждет, когда добыча попадется в ловушку. Закарий чувствовал, что его друг сгорает от желания поскорее убраться отсюда. И самого его одолевало такое же желание, но что-то все-таки удерживало. Он прекрасно понимал, что может в любой момент развернуться и уйти, но если уйдет, так и не переступив порога — никогда себе этого не простит. Что ж, делать нечего, решил он, и вошел первым. Навстречу поднялись целые вихри пыли, нестерпимо засвербело в носу, он закашлялся и чихнул, протирая линзы очков. Пыль проникала даже через мембрану респиратора. Невидимые щупальца щекотали на вспотевшем лице кожу. Сколько он ни таращился в темноту — бесполезно, так и стоял, ожидая когда глаза привыкнут. Отступать было нельзя, а идти вслепую — глупо. Постепенно, словно всплывшие на поверхность из воды, вдоль стен проступали очертания утвари. Он увидел впереди потускневший от времени алтарь, а на нем статую обнаженного человека, почему-то прикрепленного к кресту. Лучи света падали точно на его лицо, и оно показалось Закарию смутно знакомым. Человек явно страдал — Закарий сразу это понял и не заметил, как оказался в паре шагов от алтаря. Оглянулся — по обе стороны от центрального прохода тянулись штабеля скамей. Увидев их, он вспомнил об усталости и присел на край первой скамейки в правом ряду. Рядом возник и Крайл.

— Кто это? — прошептал он.

— Не знаю.

— А это что за женщина? — Крайл кивнул на левый фронтон, в углублении которого застыла женщина в длинной одежде с младенцем.

— Откуда мне знать!

— И еще какие-то мужики, — продолжал комментировать Крайл, — Ты посмотри, даже без масок. Волосатые. И кожа у них какая-то… рыхлая. Как тесто.

— Это же древние люди, Крайл! Я-то думал, ты догадаешься. Они жили много лет назад, в то время природа была не такой суровой и в общем… — Закарий запнулся, не находя слов.

— Я знаю, просто в голове не укладывается, что человек был когда-то таким… уязвимым.

— Человек рождается уязвимым. В то время у них не было необходимости совершенствовать себя, — пожал плечами Закарий. — Я так думаю.

— Дикари, — вынес вердикт Крайл, вертя в руках подсвечники. — Если нет необходимости, это же не значит, что надо выглядеть, как животное. Хорошо, что мы не такие.

Они помолчали, наблюдая, как пылинки пляшут на световой дорожке. Закария неожиданно охватило спокойствие. Опасность и страх перед неизвестностью куда-то исчезли. Краем уха он слышал, как друг с грохотом и восклицаниями ворочает хлам, но это было на периферии его восприятия, это было сейчас неважно. Важно было понять, почему человек на кресте мучился от боли, ведь боль иррациональна. Она сигнализирует об угрозе хрупкому телу, она предупреждает, что человеку причиняют вред. Люди рождаются и умирают в мучениях. Они и сейчас появляются на свет такими, какими в древности взрослели, старились и умирали, и пока ученые не придумали, как сделать человека неуязвимым уже в теле матери. Как это делается сейчас с каждым человеком. Как древние не могли понять эту несправедливость? При всем количестве их знаний, уровне развития и могуществе — так поступить с собой. Эти вопросы оставались для Закария в категории неразрешимых.