(Алексрома) Ромаданов - HTML

Эта невиданная ранее холодная злость дочери привела мать в бешенство: она хотела отвесить Стелке смачную оплеуху, но маленькая мерзавка ловко увернулась от ее ладони и, убежав в свою комнату, закрылась на шпингалет.

- Открой, дрянь! - заорала Марина, дергая дверную ручку.

- Перебьешься! - послышался из-за двери наглый незнакомый голос.

Марина была в шоке. Надо было срочно что-то делать с дочерью.

- Ладно, вот отец придет, мы с тобой разберемся!

Марине вдруг представилось, как ухмыляется Стелка за стеной в ответ на эту ее угрозу: Игорь, этот жалкий интеллигентный скульптор-неудачник, не мог разобраться даже с собой, не говоря уже о жене и дочери.

- Опять нажрался, Роден недоделаный! - набросилась на него Марина, когда он вернулся из мастерской.

Надо сказать, она чаще жалела своего мужа, чем оскорбляла его, но теперь ее терпению наступил предел. Игорь это сразу понял и решил не обострять ситуацию.

- А где Стелла, спит уже? - спросил он как можно миролюбивее.

- Мечтай больше! - сказала Марина. - Лежит на кровати в обнимку со своим Грином.

Стелла за стенкой вздрогнула: она действительно лежала поверх одеяла в ночной рубашке с книгой Грина в руках. Ей стало интересно, откуда это знает мать, и она стала прислушиваться к разговору родителей.

- Что-нибудь случилось? - спросил отец.

- А ты как считаешь, случилось или нет, если она сказала родной матери "закрой свою пасть"... Что ты смеешься?!

- Да я не смеюсь... Это я носом шмыгаю... Насморк у меня.

- Она стала наглая, как танк! - сказала мать. - Посуду не моет, мусор не выносит, а теперь еще и двойки из школы приносить стала. У нее уже волос на лобке больше, чем у меня, а она все еще говно за собой в унитаз спускать не научилась. Сучка!

Стелле вдруг стало не по себе: она впервые в жизни всерьез задумалась над бытовым вопросом, а именно, над тем, какая может быть связь между волосистостью лобка и водой в унитазе.

- Ее нужно выпороть, - сказала мать.

- Чем?

- Не прикидывайся дураком! Конечно, ремнем.

- У меня нет ремня, - с надеждой в голосе сказал отец.

- Тогда выпори ее подтяжками!

- Не говори глупостей...

- Конечно, я дура и стерва, а ты добрый, - заревела мать.

- Ты что, действительно считаешь, что это необходимо? слегка удивился отец.

- А ты как считаешь, если она срет нам на голову?! Ты просто слизняк и чистоплюй - не можешь врезать ей пару раз как следует. Она тебе, когда вырастет, сама за это спасибо скажет, что ты из нее дурь вышиб.

- Но чем я ее буду пороть? - задумчиво спросил отец.

- У меня тут один ремешок такой был кожаный... послышался скрип дверец одежного шкафа. - Вот, французский, фирменный.

- Может, пояс от халата?

- Нет, пояс не пойдет, это ей все равно, что щекотка... Возьми лучше вот этот, от черного платья, он пошире...

- Давай, может, из кожезаменителя?

- Ну да, или вот тот с клепками...

- А шрамов не останется?

Стелле вдруг стало по-настоящему страшно, но не оттого, что она ясно осознала неизбежность порки, а оттого, с какой рассудительностью и расчетливостью родители выбирают орудие экзекуции. Ей вдруг показалось, что если родителям вдруг понадобится ее убить (хотя бы для ее блага, если она будет мучиться неизлечимой болезнью), папа с мамой будут так же обстоятельно-бесстрастно выбирать нож, которым можно было бы зарезать не очень больно и наверняка.

- Да, вот этот пойдет, пожалуй, - наконец, сказала мать. - Ты только не увлекайся...

- Ты что, с ума сошла?!

- Полосни раз десять, и довольно... Ну давай, иди, чего стоишь?

Стелла вдруг вспомнила, что у нее закрыта на задвижку дверь, и со стыдом за отца представила, как он будет интеллигентно стучать одной рукой в дверь, сжимая в другой ремень... Она быстро встала, подбежала на цыпочках к двери, бесшумно отодвинула шпингалет и так же быстро и бесшумно опять запрыгнула на кровать.

- А что я ей скажу? - послышался вдруг возле самой двери голос отца.

- Ты что, идиот?! - зашипела мать, которая почему-то перешла на шопот.

- Что мне сказать? Здравствуй, это я, я пришел тебя пороть?!

- Не волнуйся, она сама все поймет.

Когда отец толкнул дверь и вошел с ремнем в комнату, Стелла действительно все поняла: она невозмутимо подняла рубашку до груди и перевернулась на живот. Она, правда, удивилась, что отец порет ее сильнее, чем она ожидала, но плакала она не от боли, а от стыда за прекрасного юного капитана, который в это время уплывал в неизведанные сказочные страны, не оставляя ей никакой надежды на свое возвращение.