Ярослав Веров - Хроники Вторжения

— Еще не все разглядели, – прокомментировал он. – Помаши им рукой, королева.

Истребители как раз уравняли свою скорость со скоростью волги и «висели» в нескольких десятках метров от нее.

– А высунуться можно? – смеясь, спросила она.

– Можно, – сказал он. – Опускай стекло.

Она опустила стекло – никакого встречного ветра.

– Эй! Эге-гей! Привет! – замахала рукой.

– Они тебя не слышат.

Она послала «правому» пилоту воздушный поцелуй, а потом показала язык. Было видно, как крестится в кабине пилот.

– Ты произвела на них впечатление. А теперь прыгнем, с сюрпризом для пилотов.

Истребители ощутимо качнуло, отбросило в стороны с боковым вращением. А волга исчезла. И визуально, и на радарах.

– «Лютик», «лютик», – раздались в шлеме пилота ведущего истребителя позывные базы. – Куда вас дьявол понес?

Пилот промолчал. Затем вызвал своего ведомого.

– Бенито, ты видел?

– Что, капитан? – прозвучало в ответ.

– Значит, ничего не видел?

– Я видел автомобиль.

– Бенито, я его тоже видел.

– Он был вверх тормашками, капитан. Клянусь моей мамой, прекрасная женщина посылала мне воздушный поцелуй. Ей-богу, она мне даже подмигнула и поманила пальцем. Она была прекрасна, как Матерь Божия!

– Бенито! Ты ври, да не завирайся!

– Клянусь, капитан, она мне послала воздушный поцелуй, не быть мне больше мужчиной, если вру!

– На базу. Не вздумай протрепаться начальству. Мы видели неопознанный летающий объект. Круглой формы.

И, покачав крыльями «следуй за мной», истребитель вошел в разворот.

Полковник слушал запись, когда уже наступила ночь. А потом долго сидел в темной комнате и смотрел куда-то в угол. Потом растер ладонями виски и принял нитроглицерин. Прослушал запись еще раз, словно приговор.

Романа сейчас он жестоко ненавидел. Хотелось уничтожить, стереть с лица Земли. И не было никакой возможности это сделать.

Но более всего хотелось спасти Риту. От Романа. Риту было невыносимо жаль, и сердце сейчас колотилось из-за нее, из-за давно уже неиспытываемой, а теперь возникшей жалости. Он был как отец, узнавший, что его ребенок смертельно болен. Полковнику почудилось, что сейчас он лежит в могиле, а его дочь бредет по сумрачному, лишенному света пространству, среди живых. Но не замечают ее живые, они слепы, и лишь она, его дочь, видит, куда забрела. Могильная земля сковала члены, он хочет крикнуть, но голоса нет.

Полковник очнулся. И прослушал разговор в третий раз. Записал в блокнот: «Викула Колокольников, писатель. Позвонить Грязеву». Закрыл блокнот и стал медленно массировать лицо. Потом опять раскрыл блокнот на той же странице, добавил к записи: «22 марта» и дважды подчеркнул красным карандашом.

Он еще не успел всего осознать, но сработали профессиональные навыки: «если противник ограничен во времени, значит, его можно на этом поймать».

Наутро полковник проснулся совершенно разбитым. Не сразу даже и вспомнил, что за беда на него свалилась. Чувствовал он себя больным, словно поднялась температура.

Он лежал и восстанавливал в голове разговор двух марсианцев. А потом сказал себе: «Болезнь – не причина отменять запланированные мероприятия». Встал, полностью привел себя в порядок, – когда действуешь по заведенному порядку, это мобилизует, – нашел телефон Грязева. Тот оказался дома.

Полковник назвал себя, Эдуард ответил:

– Я узнал вас, Степан Тимофеевич. Чем могу служить?

– Скажите, Эдуард, вы, насколько я знаю, к тому же писатель?

– В некотором роде, – ответил Эдик.

– Вам ничего не говорит имя Викулы Колокольникова?

– Я его знаю. Зачем интересуетесь, Степан Тимофеевич?

– А насколько хорошо знаете?

– Вообще-то, он мой приятель.

– Вот как? Что ж, это одновременно и упрощает, и осложняет дело. Нам надо встретиться, майор. Хорошо бы – сегодня.

Грязев долго не отвечал. И тогда полковник добавил:

– Эдуард Самсонович, я уже пенсионер, и мой интерес – это интерес частного лица. Это срочное дело, потому что речь идет о жизни вашего друга.

– Я-ясно. Хорошо. Встретимся. Вы из дому?

– Да.

– Я позвоню через час.

Вечером Эдуард появился на квартире у полковника. Полковник выглядел неважно, совсем не тем крепким мужиком со здоровым цветом лица, что «сидел в засаде» на Банной.

Полковник не стал сразу вводить в курс дела, словно экономя силы или время для главного разговора.

– Пожалуйста, Эдуард, прослушайте запись. Запись подлинная.