Ярослав Веров - Хроники Вторжения

Полковник подумал: «Надейся, сосунок. Ветер перемен ему дует».

Майор закончил список, поставил росчерк, протянул бумагу полковнику:

– Вахту принял.

И, глядя, как полковник аккуратно складывает и прячет бумажку в кармане пиджака, вдруг пустился рассказывать:

– Теперь мы любую самодеятельную организацию, что называется, изучаем в микроскоп.

– На предмет?

Майор развел руками, подбирая подходящую фразу.

– Мы работали против тех, кто расшатывал устои, – сказал полковник. – А сейчас что расшатывать?

– Ну-у, вектор сменился, Степан Тимофеевич, вектор сменился, – брякнул Батретдинов первое, что пришло в голову. – В ваше время был коммунистический вектор, а сейчас...

– Сейчас – маразматический.

– Да бросьте, Степан Тимофеевич, всегда был маразматический. Это я вам как уходящему в отставку говорю. Главное ведь – фронт работ. Сейчас только успевай. Разве что проще стало. Все в открытую, как на ладони: перестала нас бояться прогрессивная общественность.

– Я вам, майор, как уходящий в отставку, дам совет. Выбросьте свой микроскоп. Побеседуйте душевно с передовыми представителями этой прогрессивной общественности, и они вам все досконально доложат. Всех агентов чьего угодно влияния предоставят, и вообще, кто не научился бояться – тот легко обсыкается.

– Легко, говорите? – завелся Батретдинов. – Вот вам история. Работал я по группе «Цитадель». Это литературная группа. В общем, литераторы, которых никто не издаёт, собираются и плачутся на судьбу. Место сбора у них забавное... Всего-то надо было зафиксировать, какие у них позиции – почвенники или либералы. Галочку поставить, что у них еще ловить? Гляжу, а это дурдом. Шизанутые какие-то. О политике, или там... – майор поморщился, – творческих планах не говорят. О деньгах не говорят. Или как эти интернетчики о сексе – не говорят. Если бы мне поручили сформулировать содержание их бесед, я бы развел руками, – при этих словах майор и в самом деле картинно развел руки. – Это никакой формулировке не поддается. У меня сбалансированная нервная система, но я час посидел, чувствую – плыву. А это нехорошо. Вопрос – есть ли здесь повод для сигнала «наверх»?

– Вы риторически интересуетесь или хотите услышать мой совет?

– Совет? – удивился майор. – Нет, при чем здесь совет. Меня злость берет – такая орава черт-те чем занимается. Были бы они скинхэды или младокомсомольцы – все ясно. А как этих обозначить? Как прижать, чтобы сами себя объяснили?

– Все-таки совет необходим?

– Да не нужны мне советы? Что вы, в самом деле.

Полковник с интересом рассматривал Батретдинова. Налицо явный элемент растерянности, а молодые да ранние майоры теряться нынче разучились. Не та закалка, непуганые. Что ж тебе, майор, непризнанные гении так поперек горла стали?

– Раз тебе мой совет не нужен, тогда я пошел, – поднялся полковник. – Удачи, майор. Служи.

– До свидания, Степан Тимофеевич, – буркнул Батретдинов и стал с нарочитым вниманием рассматривать какой-то документ.

Степан Тимофеевич Радченко «доставал» Батретдинова не без умысла. С детства он искал в людях следы странного, «иного», как это он тогда обозначал. Придя в органы, работал то по неопознанным летающим объектам, то по экстрасенсам, а когда дослужился до полковника, некоторое время курировал целый институт, где занимались всякими «интересными вещами». Но свой, личный интерес Степан Тимофеевич не раскрывал никому. И ни одна душа не догадывалась, что, преследуя свою цель, полковник нередко злоупотребляет служебным положением, более того – ведет частные расследования.

Полковника насторожила вовсе необязательная эмоциональность, обнаруженная майором. Почуяв, что в этом самом литературно-философском кружке возможно заключается нечто странное, полковник принялся целенаправленно третировать собеседника, выводить того из себя. Это был один из наработанных методов прощупывания. Дело в том, что люди обычно странное замечают, но не осознают. Оно поселяет в них какую-то неуютность, тревогу или, вот как у Батретдинова, – раздражение. Если бы все было в порядке, майор никак бы не реагировал на слова уходящего, в отставку коллеги, взирая на того снисходительно, с позиций предстоящего служебного возвышения.

Через неделю полковник появился на заседании философско-литературной группы «Цитадель».

Шумело, грохотало непрерывным потоком машин Садовое кольцо. А сразу за ним – свободное от многоэтажек пространство, небольшой, зеленый холм. На холме стояло одинокое строение булыжного цвета, в два этажа. К дверям дома вели звенья железной маршевой лестницы, у крыльца переходившей в каменную. И было у дома две двери. Рядом с первой висела табличка «Выставка-продажа экзотических животных и насекомых». Над второй – вывеска «Кафе «Белый корабль».